Читать онлайн книгу "Дикторат. Эффект молнии. Часть 1"

Дикторат. Эффект молнии. Часть 1
Галина Викторовна Манукян


«Мир стал иным: деревья проросли сквозь мостовые и здания, человечество одичало, вода на вес золота, кланы победнее платят дань злобным глоссам, в том числе людьми. Семнадцатилетняя Лисса должна была стать наложницей, но после удара молнией у нее появляется дар управлять электричеством. Она – живая батарейка для электроприборов, которыми давно уже никто не пользуется.

Глосс Эдэр много лет стоит на страже Закона, а сам нарушает его, балансируя на грани жизни и смерти. Рискованная попытка понять загадки «прошлых людей» приведет их к раскрытию секрета настоящего. Однако некоторые тайны стоят слишком дорого. Чем придется расплатиться за них Эдэру и Лиссе?»





Галина Манукян

Дикторат. Эффект молнии. Часть 1





Глава 1


– Тебя убьют за это! – всплеснула руками мама, и ее дреды взвились в воздухе, словно шершавые змеи. – Лисса! Лиссандра!

Вот и пусть зарежут! Лучше свои. Пока я еще свободна…

Я зыркнула на маму и промолчала. Совесть, конечно, колола. Но не столько хотелось обмыться перед тем, как отец продаст меня чужакам, сколько показать, что мне тоже на них плевать. Как и им на меня… Иначе я бы не потащила ведро с горячей водой сюда.

Мама бежала за мной по коридорам и бормотала:

– Столько воды, Лисса, опомнись!

Стиснув зубы, я добралась до нашей секции. Мама проскользнула вперёд, продолжая увещевать полушёпотом. Обернувшись, я заметила в том конце коридора отца и воинов, которые обычно возят дань.

Ага, готовы уже… Ну, придется подождать.

Отец что-то крикнул. Я не расслышала, как обычно, но задрав подбородок, выдавила из себя улыбку. Назло. Захлопнула дверь, небрежно щёлкнула замком. Сквозь пыльный пластик увидела гневные рожи и копья в руках воинов. От страха у меня душа перевернулась, но я упрямая. И потом… в неволе мне всё равно не жить. Не такая я. За семнадцать лет подчиняться не научилась, и учиться не стану.

Я взглянула на воду и облизнула пересохшие губы. Еле сдержалась, чтобы не отпить снова. Нет уж, пусть до краев будет, чтобы все видели! Перед тем, как стать чужой вещью, побуду самой богатой девушкой клана. Кто еще из наших сможет вылить на себя целое ведро? Никто, даже жена управа. Потому что в засуху у нас вода – большая ценность. Норма: каждому по три кружки в день. Хочешь пей, хочешь купайся. Летом источник пересыхает, а озеро, в котором воды хоть залейся, проклятые глоссы охраняют свирепо. Оно и понятно, вода – их богатство. Никому из чужих даже глазком взглянуть не дают. Коллекторы говорили, что вокруг берегов стены выстроены чуть ли не с гору. Наверняка не врут.

Еще до моего рождения глоссы оттеснили покорных подальше, а тех, кто сопротивлялся, вырезали, словно диких кур. Наш клан согнали к самому краю Диктората. Мы живём в высотках за степью у солончаков, возле Мёртвых скал и Разлома – за ним только птицы бывали, хотя мне кажется, что за чёрными зубцами скал, дрожащих в знойном мареве на той стороне, ничего нет.

Шлюзы в канал глоссы открывают за плату. Жиреют, гады, на наших бедах. Нагло требуют больше, когда по земле расползается сушь. Гребут всё, что привозим: сушеные фрукты и соль, которую добываем в пещерах, живых коз и козлиные шкуры, соленый сыр. У нас особо и не растёт ничего, кроме дынь и яблок, и те плохонькие, потому как земля солью пропитана. Так нас и называют: кто солеными, кто степняками. Хуже всего, что за воду в каналах приходится платить не только снедью и товарами, диктаторы забирают девушек. Ещё ни одна обратно не вернулась, и весточек от них не было, сколько ни пытались родичи прознать о судьбе дочерей. Куда исчезли те, кто попадал к глоссам, оставалось только догадываться.

Тощая Шеска, сестра Саро – воина, который провожает «в последний путь» наших степниц, рассказывала такое, что волосы на голове вставали дыбом. Выходило, что лучше вовсе не доехать до диктаторов живой, чем попасть к ним в лапы… Шеска сама за степями не бывала, но как ей не поверить, если отряды из мегаполиса регулярно наведываются в кланы? Говорят, что защищают от разбойников из Пустоши, а сами берут всё, что вздумается. Скажи слово против – вырвут язык и отрубят голову.

А так подумать: чем они лучше нас? Они люди, и мы люди, разве что у них больше уродов и оружия. Один раз я чуть не нарвалась на их самого главного – не сдержалась, когда плетью хотел маму огреть, прямо в глаз комом земли заехала. Конечно, еле ноги унесла и потом предпочитала прятаться в скалах, завидев вдалеке глосский отряд. А теперь меня отдают беспредельщикам. В мегаполис!

Что бы там мама не говорила про запас воды, я бы даже злая так не сделала. Всё по-другому было. Просто узнав жуткую новость, я бросилась куда глаза глядят. Сразу решила податься в горы, к разбойникам или к отшельникам, лишь бы не в рабство, но воины ниже второго этажа меня не выпустили. Учуяли, гады, подвох! Знают: не в моем характере сидеть и покорно ждать участи.

Видеть никого не хотелось, потому я в один миг забралась на тридцать второй этаж, под самую крышу. Здесь гулял ветер, никто из наших выше десятого не жил. Кому охота подниматься по бесконечным лестницам? И стекол в окнах на верхотуре почти не было. Мы по детству часто сюда бегали. В мусорных кучах находили всякие штуки прошлых людей, но нас больше ящерицы и червяки интересовали. Еды вечно не хватало, а так наловишь пауков, разгрызешь сладковатые панцири, уже меньше бурлит в животе от голода.

Реветь было не в моей привычке. Пиная от ярости всё, что попадалось под ноги, я бродила по заброшенным помещениям, местами облицованным белой плиткой. Злая, как чёрт, спрыгнула со ступенек, и вдруг под ногами треснули прогнившие балки. Я провалилась в тёмный чулан. Грохнувшись на пластиковые мешки, забитые чем-то мягким, выругалась и съехала на пол. И нашла её – в свете, пробивающемся из разлома на потолке, стояла на пластиковой подставке важная, как жена управа, бутыль. Огромная. Полнёхонькая. О, духи!

Я не поверила своим глазам. На вид вода не зацвела. Как никто не обнаружил её раньше?! Видать, простояла в темнотище аж с конца света… Может, это и не вода вовсе? – засомневалась я. Сгорая от волнения, тронула перевёрнутую бутыль. Та качнулась, жидкость взволновалась внутри.

Я облизнула пересохшие губы. Чертовски захотелось пить. Осмотрев подставку со всех сторон, я догадалась, что надо дернуть за один из краников. Так и сделала. Тонкая струйка полилась в ладонь. Понюхав, а потом лизнув, я поняла – вода! Самая обычная, может, чуть с горчинкой. Точно не хуже той мутной жути, что мы пили в последнее время. Удивленная, я отпила еще. И еще.

Первым делом хотела рассказать маме о таком сокровище, но передумала – нет уж, она даже слова против никому не сказала, когда меня с бухты-барахты решили к глоссам отправить. А ведь есть девушки постарше! Могла же она вступиться, могла подумать обо всем раньше и выдать меня за химича или любильца, или за кого-нибудь из наших. Я была бы не против родить малышей от красавчика Мусто. Мы с ним так упоительно целовались в скалах во время охоты… Но нет! Мама, как обычно, только смотрела страшными глазами и прикрывала рукой рот, неслышно охая. Обидно…

А отец? Разве я ему не нужна? Я ведь не просто коз пасла да доила, как другие девчонки, я на охоту ходила. Братья ведь маленькие еще. И, не совру, сказав, что часто с добычей возвращалась, потому как глаз у меня зоркий и хитрости с лихвой. Вот как он может меня отдать?! Скажите, как?!

Я стиснула кулаки.

Впрочем, всё ясно, как знойный полдень. Отдают потому, что люди в клане считают меня проклятой. В меня молния попала в прошлый ливень. Зимой ещё. Пару суток я пролежала, как мёртвая, а когда очнулась, месяц говорить не могла и слышала плохо. До сих пор, если честно, глуховата. Жрец наш, Акху, давал потом что-то горькое пожевать, таинственные штуки проделывал. Ничего не помогало. «Духам она не угодна. Заберут её скоро», – сказал Акху отцу, а потом ещё долго что-то в ухо нашептывал. Но я выжила, стала по-старому помогать и матери, и отцу. Только красноватая отметина, ветвистая, как папоротник – та, что разрослась от плеча до позвоночника после удара молнией, – не прошла.

Поначалу я сердилась, что люди пялятся и стороной обходят. Даже Мусто… Я вспыхивала, когда народ смеялся и пальцами тыкал, если переспрашивала, не расслышав. Потом махнула рукой. Кто долго злится, у того лицо скукожится и пойдёт красными пятнами. А мне такое зачем? У меня оно красивое. Я сама видела отражение в стекле. Мама говорит, я на бабушку похожа. У меня глаза чёрные с синим отливом, брови и ресницы как углём выведены, нос тонкий, волосы смоляные – ни в маму, ни в папу. Вообще все в моей семье тёмно-русые и сероглазые, одна я такая – не в масть, словно не родная…

Мусоля всё это в голове, я совсем разозлилась, даже ладони зачесались, потом вдруг закололи, будто на ежа наткнулась, стали горячими. И, гром мне в ребра, в подставке под бутылью что-то зашевелилось, забулькало. Я убрала руку. Стихло. Прикоснулась снова. Нутро подставки опять ожило. Я слушала звуки, как завороженная, пока не задела красный краник, и на пальцы не выплеснулась горячая вода. Ай! – я отдернула кисть. Ничего себе! Духи, вода же холодной была! Как она нагрелась без огня и хвороста?! Укуси меня блоха! У прошлых людей всё странное было.

Я постояла немного, поражённая, пытаясь понять, что происходит, потом плюнула и пошла за ведром. Решила: никому не скажу про найденную воду, лучше устрою так, чтоб мой уход навсегда запомнили! А то, погляди-ка, все с утра уже поставили на мне крест. Я ещё тут, а уже чужая, ненужная, словно пепел от костра. Не меня помнить будут, так хоть ведро с водой!


* * *

Так и вышло: соседи столпились у прохода, глаза округлили, не понимая, в чем дело. Мама причитала. Младший братец смотрел на нас, разинув рот, и вдруг потянулся к защёлке.

– Только попробуй открыть. Руку отрежу, – рявкнула я и побежала к нам.

Судя по надвигающемуся шуму, так Бас меня и послушал… Предатель сопливый!

Меня колотило от страха и возмущения. Я задёрнула шторку в своем углу и ступила в давно не видевший воды железный таз с отколотыми краями. Сбросила одежду, чувствуя, что странное покалывание разошлось из ладоней по всему телу. Оно увеличивалось, словно по коже кто-то щёткой водил. Духи, что за напасть такая?!

Я отбросила назад неприятно коснувшиеся голой груди волосы и, затаив дыхание, вылила на себя целый ковш горячей воды. Тотчас моё тело, пронизанное ломаными световыми разрядами, затряслось и скрутило. В ушах затрещало, перед глазами посыпались искры, сердце в груди больно сжалось, и я рухнула на пол.




Глава 2


Я очнулась среди криков и суеты. Братья, воины, соседи окружили меня. Все, как один, в заскорузлом от пота и пыли тряпье и обносках. Кто-то жреца кликал, кто-то к духам взывал, размахивая руками и тряся дредами, кто-то из женщин вопил: «Проклятая, она проклятая», оттягивая к себе чумазых ребятишек. Отец расставил худые жилистые руки, пытаясь прикрыть мою наготу. Бубнил, прогоняя зевак. Только его никто не слушал. Степняки продолжали шуметь и таращиться. Мама придерживала мне голову, испуганно заглядывая в глаза. Бас шикал на мелких братьев и щупал мою ногу с опаской – не померла ли.

А я лежала на полу, распластанная и едва живая. Во рту был такой привкус, словно железяку лизала, в ушах звон, в груди хрип.

Скоро явился управ, хмурый, как туча, и жрец Акху. Только ему удалось разогнать глазеющих, сказав зловещим шёпотом пару фраз. Он начал ходить по кругу и смотреть в упор то одному, то другому, любопытных мигом смело. Акху наклонился надо мной, пощупал шею, руку. Покачал головой и сказал: «Торопитесь» и еще что-то, явно нехорошее. И родители заторопились. Одели меня быстро, посадили на единственного своего псидопса. Отец пробормотал сипло: «Так суждено тебе, дочка. Духи велели», и глаза отвел. А маму в последний момент жалко стало: её серое лицо страдальчески вытянулось, нижняя губа затряслась, будто не меня, а её глоссам продают. Охала опять же беззвучно. И я не выдержала, сказала так, чтобы только она услышала: «На тридцать втором, в проломе еще вода есть. В большой бутылке…».


* * *

Солнце жгло сквозь штаны и длинную вязаную фуфайку. Казалось, будто и платка поверх головы не было, потому как белые лучи били в самое темечко. Я бы сбежала, но куда мне: слабость дурацкая, даже на псидопсе еле сижу. Никак не получалось не думать о том, что вот-вот могу окочуриться. А ведь могу, – нутром чуяла. Наверное, потому и Акху ничего делать не стал, хотя всегда, если с кем болезнь случалась, порошок давал, иголкой тыкал. Или проданным помогать не положено?..

Я склонила голову, борясь с тошнотой. Видеть наши просторы, окаймленные горами, было невмоготу. Это раньше я любила забраться повыше, во-он на ту скалу, раскинуть руки и птицей себя представлять, которая куда хочет, туда и летит. Без всяких границ и правил. Хорошо там было, на верхотуре, свободно… Эх, какая же я глупая была! Тоже мне птица, полудохлый воробей на зажарку.

И вдруг сквозь зной меня дрожью пробило: рассказы Шески вспомнились. Лучше бы упасть замертво прямо тут. Но почему так жить хочется?! Просто отчаянно!

Скалы сменились невысокими холмами, подёрнутыми выжженной солнцем травой. Ветер развевал концы моего платка, сшитого из лоскутов, запутывал их в длинной шерсти псидопса. Вдали показались кусты и деревья, поначалу редкие, затем растущие плотной стеной, – лес, который я никогда не видела. И, значит, мы приблизились к территории глоссов. Мои поджилки затряслись ещё сильнее. В ладонях опять закололо, пальцы мучительно сжались. Духи, не хочу биться в искрах опять!

Я качнулась и закусила губу. Голова кружилась. По ладоням и кончикам пальцев нет-нет, да пробегали искристые колючки. Я ухватилась покрепче за кудлатую шерсть псидопса, боясь упасть. Говорят, у прошлых людей псидопсов не было, бегали повсюду маленькие смешные псы, которые только и делали, что лаяли. Врут люди и не краснеют. Наш псидопс как гавкнет, так уши у всех заложит. Только делает он это реже редкого. Может, от того, что под густой свалянной шерстью, которая местами свисает, будто старухины космы, одни кожа да кости. У нас обычно толком объедков не остается, а псидопсам для мощи много надо.

Я услышала, как Саро и Мага, воины, что нас сопровождали, перешёптывались:

– А вдруг за эту странную Лиску воды не дадут?

– Угу, опять свалится в искрах вся. Тогда точно не дадут.

– Да уж. Хоть бы на пару часов открыли шлюзы. Акху сказал, обратно ее не привозить, а передать жрецу ихнему, главному. Пусть с проклятой глоссы разбираются. Чтоб их всех там перекосило!

– И то верно, – воодушевился Саро. – Пусть духи их покарают, выкосят, как прошлых людей, а наш клан переберется к озеру. То-то заживём!

– Не болтайте глупостей, – буркнул побагровевший, как пустынный камень, отец, но эти нечесаные жерди никакого внимания на него не обратили. По лицу отца я поняла, что ему за меня стыдно. Стыдно иметь такую дочь-уродку. И даже глоссам отдавать стыдно.

Мне так дурно на душе стало, хоть вой. А потом я, наоборот, разозлилась и решила не показывать ничего. Выпрямилась, и случайно так искрой шарахнула по загривку псидопса, что тот аж дёрнулся. А я чуть не свалилась наземь.

Саро и Мага болтали о том, что разбойников, видать, в горы оттеснили – давно уже не налетали на степи. Но я не слушала их болтовню. Мне сейчас что разбойники, что бешеные козлограссы, что наши воины, которые от напастей должны были защищать, что глоссы – всё было едино.

Лес был всё ближе. С маленькими деревцами, покрытыми порыжевшими от солнца листьями по краям, зеленеющий от светлого до густого оттенка дальше, в глубине чащи. От такого количества деревьев мне было не по себе, а воздух стал каким-то сладким, словно ненастоящим. Впереди показался забор, ворота и башня из дерева.

– Застава, – важно сообщил Мага, а Саро втянул голову в плечи.

Стражники-глоссы вблизи выглядели свирепо. С дозорной башни за нами следили пара лучников со зверскими рожами. Все мои сопровождающие, как один, поклонились. К нам подошел здоровенный воин со шрамом через всё лицо.

– Куда, соленые, собрались?

Мне захотелось стать размером с блоху и зарыться в шерсть псидопса.

– Везём дань, – пискнул Саро, словно ему нос в сливу скрутили.

– Девушку по договору, – сипло поправил смельчака отец. – Её велено Главному жрецу доставить.

– Нет его. Везите, как обычно, казначею.

Глосс в доспехах из толстой кожи бесцеремонно сдёрнул мой платок. Осмотрев меня, осклабился и провёл грязным пальцем по моим губам. Я отпрянула, напоказ вытерла их ладонью. Стражник замахнулся было, чтобы дать мне пощечину, но остановился в последний момент. В моих пальцах снова жарко закололо. Шарахнуть бы здоровяка искрами! Жаль, не знаю, выйдет ли. Да и лучники на нас нацелились для порядка. Что им стоит спустить тетиву?

Наглый глосс кивнул в сторону леса:

– Проезжайте. Дорогу знаете.

– Знаем, господин, – елейно пропел Саро.

Вот уж за кого стыдно!

Мы отправились дальше. Несмотря на страх и слабость, я то и дело вертела головой, рассматривая чащу. От зелени в глазах рябило, хотя поначалу она не была слишком густой, но спустя некоторое время мы въехали по утоптанной широкой дороге в настоящие заросли. Запахло непривычными растениями, не иссушенными, напоенными от корней до макушек. Воздух пьянил посильнее, чем в степи весной. Поражали стволы гигантских деревьев, увитые гибкими стеблями с полуметровыми остроконечными листьями. В оврагах таилась сочная трава. После привычных голых солончаков с растрескавшейся землей, глинистых холмов и курганов, после чёрных скал, ощерившихся пещерами, всё это невольно вызывало оторопь, восхищение и ещё большее желание жить. Когда мы проехали мимо крошечной лужайки, усыпанной белыми цветами, над которыми кружились ярко-синие бабочки величиной с ладонь, мне подумалось: «А, может, я и не умираю вовсе? Может, наоборот – всё к лучшему? И почему я решила, что меня обязательно убьют? А вдруг Шеска наврала?»

От этих мыслей я приободрилась, и даже тошнота прошла. Как только мне стало спокойнее, горячие покалывания в пальцах прекратились. Была б моя воля, я б так и осталась здесь, в лесу, среди синих бабочек и белых цветков. Однако о моей воле тут речь, увы, не шла. А, что если спрыгнуть и побежать? Я пошевелила пальцами в старых ботинках, онемение вроде бы начало проходить.

Едва я собралась дать дёру, наезженная грунтовая дорога уткнулась в широкую бетонную полосу. Саро потянул замешкавшегося псидопса за холку, и мы свернули налево. Перед нами предстал мегаполис – город прошлых людей, через много лет после конца света занятый глоссами. Я ахнула и задрала голову вверх. Несметное количество бетонных высоток, повыше наших, устремлялись в небо. Подобно гигантским соляным столбам они поблескивали на солнце остатками окон, из которых местами тянулась в свету дикая, неистовая зелень, показывая, что она тут главная, а совсем не человек. Сколько же здесь жило раньше людей, чтобы понадобилось столько окон? Тысячи? Сотни тысяч? Даже представить такое сложно, гром мне в ребра!

На бетонной дороге у края города народу сновало прилично: коллекторы на ржавых цветных повозках, запряжённых псидопсами, прочий люд верхом кто на чем, но по большей части пешком. Были тут не только глоссы: тех легко отличить по куда более приличным одеждам, чем у наших, и круглой черной серьге в ухе, попадались и химичи с фиолетовыми серьгами, и долговязые любильцы с серебристыми. С красными ходили только степняки.

– Ну всё. Через две улицы рынок. Там и казначей, – пробормотал Мага сотоварищу, а на меня посмотрел косо: – Эй, Лисса, платок натяни пониже. И по сторонам не зыркай. Не принято тут.

Пока мы продвигались по заросшим травой улицам мегаполиса, мимо домов с окнами, затянутыми бычьими пузырями или пленкой, реже с целыми почти стеклами, мимо ржавыми или пластиковыми знаками над дверьми, мимо деревянной будки торговца снедью, закрытой наполовину красным пластиком с белым яйцом посередине, наполовину полосатым, черно-желтым, в мою душу вновь закралась тревога. Пусть и старалась я не особо пялиться, как велел Мага, но отметила, что кроме суровой старухи, закутанной в чёрное, по дороге нам не встретилось ни одной женщины. Причем старуха ехала с доброй армией провожатых.

Моё беспокойство скоро усилилось, потому что, когда мы проезжали по небольшой площади, кучка разбитных парней будто сбесилась. Кто-то причмокивал, кто-то улюлюкал, кто-то подмигивал или выкрикивал что-то типа:

– Сворачивай-ка сюда! Ну-ну, посмотрим, кому повезёт… Эй, степники! Отдайте мне сладкую… Снимите с неё лохмотья, не разглядеть, не уродина ли?

Как ни пытались Мага и Саро проехать, нас окружили. Мгновенно толпа обросла любопытными. А парни совсем распоясались, стали кричать всякие гадости, подошли вплотную. Казалось, ещё немного, и меня разберут на лоскуты… Я закуталась в платок, отчаянно желая стать невидимой. Мои спутники втянули головы, лишь отец распрямил плечи и перехватил рукой копьё.

Пара рослых молодчиков достали ножи из-за поясов и принялись махать ими перед его носом:

– Давай-ка, старик, её сюда. Мы тебе тоже водицы нальем. Хоть все озеро.

Саро и Мага выглядели хлипкими рядом с этими верзилами, да и отец был худ и невысок ростом – наглецы могли запросто уложить его одной левой. Моя душа ушла в пятки, и я ухватилась крепче за шерсть псидопса. Тот взвизгнул совсем по щенячьи и резко дёрнулся, сбросив меня на землю. Запахло палёной шерстью. Чёрт! Похоже, я здорово обожгла его искрами!

Мужчины расхохотались, кольцо сомкнулось. Лицо отца побелело, а мои ладони засвербели, закололи неимоверно. Насупившись, я начала подниматься, стараясь не смотреть на смачные ухмылки глоссов. Чувствовала, что взорвусь или шарахну в одну из этих отвратительных образин искрами так, что запахнет уже не паленой псиной. Я сглотнула. И вдруг послышался громогласный голос.

– Хэйдо! Кому стоим? – рявкнул он.

И толпа разом умолкла. Наше окружение стало редеть. Я оглянулась, чтобы увидеть, кто одним словом устрашил глосских уродов. Передо мной стоял гигант в кожаных доспехах и узких штанах. Он держал короткий меч в одной руке, другой убирая за ухо пряди чёрных волос, выбившихся из длиннющей косы. За ним стояли три стражника. Синие глаза гиганта с насмешливым любопытством посмотрели на меня:

– Что тут у нас?

Я невольно поправила платок и пожалела, что мне так и не удалось отмыться. Наверное, всё лицо в пыли и поте, недаром ведь кожу неприятно стягивает… Гигант усмехнулся небрежно:

– Понятно. Очередная чумашка из степей.

Будто мало мне было на сегодня унижений! Я резко выпрямилась, и меня сразу же качнуло. Пришлось ухватиться раскалённой ладонью за железный столб, что оказался под рукой. Я вздрогнула, чувствуя нарастающее напряжение. Что-то огненное зажглось в груди и потекло через руки в столб. Люди в толпе ахнули, задрав головы. Даже у синеглазого гиганта отвисла челюсть. Все смотрели на верхушку столба. Я подняла глаза: столб ожил и принялся сверкать по очереди зелёным, жёлтым, красным, а по зелёному кружку быстро-быстро задвигал ножками человечек. Во рту у меня снова появился неприятный привкус железа.

– Колдовство, блоха меня закусай! – пробормотал кто-то.

– Ведьма, – подхватил другой.

Изумлённые восклицания и ругательства, одно изощрённее другого, посыпались со всех сторон. Мужчины принялись целовать амулеты, а глоссы-стражники выхватили копья.

От страха меня затрясло сильнее, а горячие потоки в теле превратились в раскаленную лаву. И вдруг, словно по команде, зажглись веером огни на трех высоких столбах вдоль дороги. Непонятная сила, нарастая, прилепила меня к железной опоре, и тут на здании на углу вспыхнул яркими цветами пластик, наполовину оплетённый плотоядными лианами. Сквозь трещины по нему пронеслись какие-то разноцветные письмена и фигуры, а затем мужской голос произнёс громко и почему-то весело: «Боитесь, что интернет в роуминге высосет всё до копейки?» Тут же появилось громадное лицо коротковолосого блондина, потягивающего соломинку.

– Духи! Нам явились духи! Они хотят нас высосать! – истошно заорали люди. Одни принялись кланяться и истово целовать амулеты, другие бросились бежать в панике, давя стоящих рядом. А мне стало так нехорошо, что я медленно сползла по столбу на землю, и в голове поплыло. Кто-то пнул меня палкой, и мои ладони оторвались от тёплого железа. Тотчас светопреставление прекратилось: огни на столбах исчезли, Дух с соломинкой и странным именем Тырнет – тоже. На перекрёстке остались лишь немногие, большинство же как ветром сдуло.

Немного поколебавшись, стражники всё же окружили меня тесным кольцом. Острые концы копий уже готовы были вонзиться в тело, но за спинами вооруженных глоссов послышалось снова:

– Хэйдо!

Стражники расступились. Гигант шагнул вперёд и склонился надо мной.

– Как ты это сделала? – сурово спросил он.

Я отрицательно замотала головой, бормоча:

– Это не я… Я так не умею… Не я…

– А кто? – напирал синеглазый. – Псидопс нагадил?

– Не я… – шептала я, но, похоже, здоровяк был уверен в обратном.

От его внимательного и умного взгляда меня пробрало до самых косточек, и я вдруг и сама засомневалась, уж не я ли со своими искрами и потоками натворила этих дел. От этих мыслей у меня в голове все смешалось, и, вяло пожав плечами, я чуть слышно пробормотала:

– Может быть… Не знаю. Все равно не я… Оно само…

– Само, значит, – гигант задумался.

Наверное, не верил. Жаль. Достаточно было одного его слова стражникам, и их копья завершат мою короткую жизнь.

– Простите, – жалостливо промямлила я. – Может, после удара молнии так сделалось, что Духи искры послали… вот…

Признаться, что Акху назвал меня проклятой, не получалось. Думаю, у глоссов с проклятыми разговор короткий.

Но в глазах гиганта зажегся интерес: похоже, громы, молнии и говорящие духи не пугали его, совсем, наоборот.

– Господин, простите мою дочь, она зла не желала, – умоляюще произнес отец. – Она добрая девушка, хорошая…

– Испорченный товар привезли? Не побоялись, что перережем вас всех, а, солёные? – сурово спросил синеглазый. – Или нормальных уже не осталось?

Отец склонил голову:

– Простите, господин. Жрец наш велел, Акху, чтобы ее отвезли… Бо как Духи велели. Мы бы сами ни-ни…

Стыдясь теперь и за себя, и за отца, я решила, что сейчас всем нам придет конец, но ярко-очерченные губы синеглазого внезапно растянулись в хитрую улыбку:

– Духи, говоришь? Ладно, разберемся. Зато не скучно! – он протянул мне руку: – Поднимайся, степница.

Я замялась, не решаясь вложить пальцы в большую ладонь – вдруг его шарахнет искрами? Тогда он точно не будет больше так улыбаться. Однако синеглазый не стал дожидаться, когда я решусь, сам легко поднял меня с земли и поставил на ноги. Те начали предательски разъезжаться, уж слишком много сил ушло из меня в железный столб.

– Так, похоже, идти ты не можешь, – скривился синеглазый и одним махом взвалил меня на плечо. Я чуть не поперхнулась не столько от неожиданности, сколько от того, что его наплечник врезался в мой живот.

– Господин! А как же… – услышала я голос молящий отца. – К казначею?

– Скажете, девушку забрал начальник стражи. Казначей после распорядится, чтобы открыли шлюзы, – распорядился синеглазый. – Хэйдо!

– Но господин… – пробормотал Мага.

Гигант не стал слушать, он пошел прочь от моих соплеменников. Бетонная дорога подо мной затряслась и поехала, подскакивая в такт здоровенным башмакам гиганта, словно меня не несли над ней, а она ползла сама.

«М-да, на псидопсе было гораздо удобнее».




Глава 3


В высокие западные окна проникал яркий свет солнца. Он позволял разглядывать меня каким-то важным глоссам, рассевшимся полукругом в драных кожаных креслах. То что они были важными, я поняла сразу – по их одежде, неудобной для воинов и слишком роскошной для торговцев – штаны и туники навыпуск из каких-то невиданных тканей. Длинные волосы у большинства глоссов были с проседью, у кого-то зачесаны назад, у кого-то собраны в косу. На груди – по множеству амулетов и украшений. В центре перед креслами виднелись остатки кострища – значит, глоссы собирались здесь даже ночью, когда отступала жара, и начинался холод. У широких окон выстроились трое вооруженных стражников, еще двое стояли у входа.

Я сидела на растрескавшихся ступенях белой мраморной лестницы и вжималась спиной в черные кованые перила. Одна среди мужчин, в огромном помещении, где бело-серый пол, вытоптанный множеством ног, отдавал глянцем, где тучные грязные колонны поддерживали потолок, я казалась себе маленькой и жалкой. Осторожно поглядывая за плечо, я пыталась разглядеть, куда ведут ступени – хотелось вскочить и дать деру, скрыться от множества взглядов. Как ни странно, после светопреставления на площади силы вернулись довольно скоро.

Синеглазый опирался о перила с внешней стороны лестницы и наблюдал с презрительной ухмылкой, как толстый кудрявый юнец, едва ли старше меня, притопывал ногой, пружиня телесами, и утверждал визгливым голосом:

– Она моя! Я всё выплатил Совету! За-ра-нее! Специально, чтобы другой не перехватил!

– Ага, даже запасы твоего семейства истощились… Исхудал-то как, штаны п-а-адают, – вставил ехидно синеглазый. – Или жиру поубавилось от нетерпения стать, наконец, мужчиной?

– Я… Я… – захлебнулся в слюне и возмущении толстяк.

Стражники прыснули, но член Совета с бородкой клинышком встал на защиту юнца:

– У нас есть закон. Почему мы должны его нарушать? Чем ты, Эдэр, это обоснуешь?

– Я уже все сказал. Степницу передал жрец Акху для Паула, а тот удалился в пещеры для ритуалов перед праздником Духа Огня. Куда прикажете девать девчонку? Я подержу ее в участке. Пересидит пару дней, если дуба не даст.

– Но мы ведь степнякам воду дали, шлюзы открыли! Значит, плата наша, а не жрецов, – заявил клинобородый.

– Не мы открыли, а помощник жреческий. По любому, она из помеченных, – спокойно кивнул в мою сторону синеглазый, – и рассматривать ее как женщину не стоит. Помеченные не важно какого пола и точно не годятся для деторождения.

– Непригодные для деторождения находят себе место в общем доме, – вставил мерзкий носатый глосс с висячей серьгой во втором ухе. – И тоже приносят пользу.

«О, духи! Какую еще пользу?.. Ту, что Шеска говорила?!» У меня поползли колкие мурашки по спине, и волоски на руках встали дыбом.

– Да-да, воду открыли, значит, и Дикторат должен своё получить. Бесплатно только мухи летают, – заговорили одни.

– Однажды нарушишь правила, и их уже никто не станет соблюдать. Закон есть закон. Всем свое место, – отвечали другие.

– Не вижу повода для споров. Нам не сообщили, что везут помеченную. Акху не желторотый помощник, чтобы делать такие промашки, а вот соленые, что дань возят, раз от разу ерунду мелют всякую. Уже раз пороли, видно не хватило, – вставил высоченный седой мужчина с пронизывающе холодным взглядом синих глаз – таких же почти, как у незнакомца, который притащил меня сюда. Тоже широкоплечий и мускулистый, несмотря на возраст, он сидел по центру и явно был тут за главного. – Помечена она или нет, у нас на счету каждая. Верховному Паулу ее обязательно покажем, когда вернется. А пока, согласно закону, мы не можем признать ее помеченной. Значит, пусть отрабатывает воду в общем доме или как имущество одного из наших граждан.

Синеглазый Эдэр не отступил:

– Так значит так. Заберу ее себе. Заплачу все, что надо.

– И ты готов бросать деньги на ветер? – возмутился седовласый.

Гигант равнодушно пожал плечами.

– Вот! Во-от! – взметнулся толстый юнец. – Эдэр просто хочет влезть без очереди! Забрать женщину, которая предназначалась мне! Что скажут люди, когда узнают, что сыну командо все дозволено?!

– Забываешься, Амос! – рявкнул на него седовласый, а советник с бородкой шикнул на жирдяя со своей стороны.

«Ого, сын командо! А это, может быть, сам командо?!» – ахнула про себя я, сообразив, что вижу перед собой самого главного из глоссов, да что там глоссов – повелителя всего Диктората, о котором у нас говорили, понижая голос, наполняя слова ужасом и ненавистью.

Толстяк отступил в страхе и принялся кланяться:

– Простите, Верховный. Простите! Я не хотел… Я преклоняюсь перед вашим величием. Только ваш сын…

– Будешь распускать язык, скоро его лишишься, – грозно предупредил командо.

Я вздрогнула и уставилась себе под ноги. От ощущения, что меня продают, словно ветошь на рынке, сдавило в висках. Внутри кипело возмущение, смешанное с омерзением и злостью. Нёбо опять свело привкусом железа. Я скосила глаза на толстяка – у того обильно вспотели нос и шея. От одного вида его слюнявого, губастого рта стало до тошноты противно.

– К тому же, никто еще не доказал, что она не детородна, – поднял палец родственник толстяка.

– Зато наверняка опасна, – сказал Эдэр. – Судя по тому, что произошло на площади. Помеченные быстро умирают после проявления дара. Но раньше они хлопот другим не доставляли. А эта наверняка дел натворит, если не запереть.

– Это все твои выдумки, Эдэр, – пробормотал Амос.

Гигант усмехнулся и обернулся ко мне:

– Расскажи-ка им про молнию, чумашка.

Не знаю, какой паук укусил меня за язык, но терпеть все это больше не было мочи. Я вскочила на ноги и гордо выпрямилась:

– Я не чумашка. У меня имя есть. Лиссандра. И ничего рассказывать я не стану! Думаете, не найдётся силы повыше вашей? Духи всё видят…

– Что это еще за явление? – удивился зубастый член Совета.

Другие возмущённо привстали.

– И не вам решать, сколько мне жить осталось. Это решают духи!

Эдэр нахмурился и положил ладонь на рукоятку меча:

– Это как раз нам решать, чумашка.

Я не стала дожидаться, пока он перережет мне горло, и припустила со скоростью дикобарса наверх по лестнице. Кой чёрт меня дёрнул?!

– Хэйдо! – слышалось за спиной. – Остановись!

Но я уже бежала, сломя голову, по второму этажу. Из просторного зала налево, через кучу мусора, мимо выбитых дверей – к коридору. Может, там есть еще лестница? Чёрт, в конце коридора ее не оказалось. Только две узкие железные двери без ручек, у нас в высотках на каждом этаже такие есть. Бесполезные напрочь.

Мое тело искололось иголочками от страха и волнения. Дыхание перехватывало – я была в ловушке! Глядя на неумолимо приближающихся преследователей, я в гневе стукнула кулаком по какой-то кнопке, едва выступающей из стены, пальнула искрами. Внезапно железные двери заскрежетали и открылись, представив моему взгляду темную кладовку. Я юркнула туда, понимая, что все равно не спастись. Но в последний момент, прямо перед злющим лицом Эдэра толстые железные створки захлопнулись. Слушая удары и лязг, я затаилась в кромешной тьме.

– Открой, чумашка, слышишь? Сейчас же! – требовал Эдэр.

И я внезапно поняла, что недосягаема. В сердце вспыхнула радость – пусть на одну лишь минуту, но не я, а они – здоровенные, страшные глоссы – оказались беспомощными! Даже если через мгновение меня убьют, все равно я победила, пусть ненадолго! Так вам!

Я почувствовала прилив сил, лава так и забурлила в моем теле.

– Открой! Хэйдо! – послышалось снова. – Сбесилась, малявка?!

– Поцелуй псидопса в зад! – расхрабрилась я и нащупала раскаленной ладонью стенку, чтобы прислониться.

Привкус железа во рту усилился, ладонь прилипла к холодной панели. Я тут же зажмурилась, заморгала от ослепляющего света. Оторвала ладонь, каморку тряхнуло, и пытаясь не упасть, я еще сильнее вдавила руку в панель с цифрами. Над головой у меня зашумело так, словно зарычал старый псидопс, возясь с пустой миской. Потом что-то зажужжало, раздался свист, и, у меня заложило уши. Ой.

Не прошло и нескольких мгновений, как каморку повторно тряхнуло. Заскрежетав, створки разъехались. За ними никого не было. Более того – даже стена коридора куда-то исчезла. Духи, вы спасли меня?! Забрали к себе?!

Я сглотнула, отлепила-таки пальцы от металлической панели, а потом вытащила из-за пазухи амулет и поцеловала его. Свет в каморке потух, утробное ворчание над головой тоже прекратилось.

Я с опаской высунула голову наружу. Никогошеньки. Ветер свободно гулял по пустому пространству. Стены практически отсутствовали, лишь позади меня и слева этаж был частично закрыт причудливой кладкой. По краям уходили вверх арматурные столбы-скелеты. В серые плиты высоченного потолка упирались прямоугольные колонны с хорошо сохранившимся кафелем. Здесь не было ни обломков мебели, ни людей, только чудом проросшая в грязи трава. Я прислушалась. Тихо, как в Мертвых скалах. И всё-таки, где я?

Оглядываясь и держась поближе к колоннам, чтобы можно было спрятаться при случае, я пошла по замусоренному бетонному полу, на котором местами, будто лишаи на облысевшем звере, виднелись остатки вздыбившегося, прогнившего паркета. Добравшись до самого края, я ухватилась за арматурину и посмотрела вниз. Чувство страха и разочарования охватило меня. Увы, духи не перенесли меня домой, я узнала площадь, через которую меня притащил Эдэр, хоть она и казалась крошечной отсюда. Пара малюсеньких псидопсов тянули красную повозку к площади, сновали туда-сюда мелкие, как муравьи, люди. Бежали куда-то глоссы с игрушечными на вид копьями. Не меня ли искать? «Давайте-давайте, подошвы не сотрите», – хмыкнула я.

Серые и желтые ленты дорог пересекали утопающие в зелени развалины мегаполиса. Прямо передо мной выстроились дома – целые и полуразрушенные. Через оконные проемы виднелись кусты, трава и корявые деревца. Снаружи по трещинам в стенах расползались лианы. Судя по всему, глоссы занимали только нижние этажи, как и мы.

Справа застыл в дымке синеватый вулкан. Надо же, как близко! Я его с наших гор видела – махонький, словно бугорок, в знойном мареве. А тут можно было разглядеть даже неровные бока, поблескивающие, как угольки на солнце. Сейчас вулкан дремал тихо и молчаливо, но когда я была маленькой, он нет-нет, да выдыхал клубы сизого дыма на всё небо. Однажды до нас ветер донес облако едкого пепла, дышать было нечем. Зато потом пепел осел, и следующей весной куда богаче степь зелень уродила. Иногда вулкан «ворочался во сне», и тогда земля начинала трястись, разнося во все стороны тревожный гул.

Акху говорил, что в далекие времена здесь были равнины и болота, а зимой землю покрывал белый холодный песок, и даже летом не бывало особо жарко. Не то, что сейчас. Людей раньше жило тут – пруд пруди. Красивых, холеных и очень богатых. У них так много воды имелось, что ее даже по специальным трубам каждому в дом подавали – горячую и холодную! Я считаю, всё это сказки для маленьких. Разве такое возможно?

Прошлые люди совсем перестали почитать Высших и вечно были всем недовольны, что бы им ни давалось: одежда, вещи разные, самоходные повозки… И однажды духи разъярились. Сначала они долго сотрясали землю, нещадно убивая напыщенных человечков. Повсюду трескалась земля, и на глазах вздымались горы – те самые, что окружают теперь Глосский Дикторат. А в одном месте – говорят, там, где жили самые богатые, – внезапно вырос вулкан. Он принялся извергать лаву и пепел до тех пор, пока прошлых людей почти не осталось.

Горстка выживших – тех, кто видел все своими глазами, запомнили урок и научили детей чтить духов и поклоняться им. Ни у степников, ни у глоссов, ни у химичей или любильцев нет никого главнее жреца, ведь только у него есть дар слышать голоса Высших. А им принято подчиняться, даже если не очень-то и хочется. Мне тут же стало стыдно: чего я злилась на отца? Как он мог противиться тому, что велел Акху?

Сердце защемило. Я повернула голову в другую сторону, ветер коснулся моих щек и украл платок, понес его, будто птицу, над улицами. Прямо за городом раскинулось зеленое море леса, ущелье и горы. А где же озеро? Не видно… Подальше отливали рыжим холмы. Я прищурилась: отчаянно хотелось принять за родные места те бледно-желтые пятна, а черные пунктиры вокруг – за наши скалы. Я убедила себя, что вижу край солончаков, хоть это, скорее всего было и не так. Однако сердце забилось сильнее: там все мои, там мама, которая меня любит. Ей и говорить не надо было об этом, я просто знаю, что любит. Разве не любовь, когда тебе в голодное время подсовывают кусочек получше, когда в холодной ночи отдают платок – лишь бы тебе было теплее, а если грустно, делают ту вкуснятину из корешков? А я даже не попрощалась с мамой нормально! Захотелось плакать. Какими глупыми показались сейчас наши разговоры с Шеской о том, что жизнь в солончаках – хуже некуда. Сейчас она представилась мне райской. Отдала бы всё, чтобы вернуться домой.

Обойдя по краю весь этаж, я поняла, что перескочить на другое здание не удастся, – разобьюсь в лепешку. Я вздохнула и стала рассматривать руки. Что в них не так? Отчего я могу творить странные вещи, прикоснувшись то к одному, то к другому? На всякий случай дотронулась до бежевой плитки на колонне. Ощутила приятную прохладу, и всё. Провела ладонью по полу – ноль. Коснулась пальцами проволоки – покалывание стало чуть ярче. Ага! То бишь мне нужен металл, чтобы мой странный дар проснулся?

На полу не валялось ничего такого, что можно было бы оживить – ни железок, ни разных штучек прошлых людей. Я переходила от одной мусорной кучи к другой, пытаясь обнаружить в гнили и трухе что-нибудь для защиты. Оружие лишним не бывает, плохо только, когда нет никакого. Как бы старательно я ни копалась, ничего полезного найти не вышло, если не считать жирного паучка, который так приятно хрустнул панцирем на зубах. Жаль, больше не было.

Наконец, в углу, прямо возле лестницы я раскопала черную пластиковую штуку, от прикосновения к которой на ее краях что-то зашипело, заискрилось. «Чудно! – решила я. – Не убить, так напугать. А потом драпать со всех сил». Едва я услышала подозрительный шум сзади, как тяжелая лапа опустилась на мое плечо и стиснула его до боли. Я ойкнула. Знакомый голос прорычал:

– Хэйдо! Где может быть чумашка? В мусорной куче, конечно!

Лапа потянула меня вверх, чуть ли не выдирая мышцу и кости, я скривилась и ткнула новой штукой в голое предплечье.

– Черт! – вскрикнул от неожиданности гигант и выпустил меня.

Я присела и юркнула между его ног вниз по лестнице. Но через пролет столкнулась лоб в лоб с тремя плечистыми воинами.




Глава 4


Эдэр тащил вниз по ступеням почти невесомое, грязнющее недоразумение в лохмотьях, которое видимо шутки ради назвали женщиной. Да уж, женщина… Козам на смех!

Таких наглых ещё встречать не доводилось ни среди глосских девиц, ни среди присланных наложниц. Первые были чопорны. Вторые – робки и послушны, как тельные коровы. Но эта! Называется, заняться было нечем, пустили в дом ядовитую крысу. Поразвлечься…

Даже забавно, что жирный сынок казначея не отказался сразу от такого «лакомого куска» с запахом козлиной шкуры. Может, теперь поймет, что чумашка с чёрными сальными космами не только грязная и вонючая, но к тому же еще проворная, хитрая и со странностями, а, значит, забот доставит больше, чем удовольствий?

Хмыкнув, Эдэр сжал покрепче тонкие запястья пленницы – она и сейчас пыталась трепыхаться. Его рыка и встряхивания за шкирку хватало только на пару пролетов, и опять беспокойное создание принималось изворачиваться, зыркая тёмными своими, с синеватыми отблесками глазищами так, словно старалась прожечь насквозь.

Гигант усмехнулся: а ведь с такой станется! Кто знает пределы её дара? Чумазая девчонка за пару часов пребывания в мегаполисе уже отметиться успела! И это было интересно… А значит надо во что бы то ни стало её заполучить – чтобы выяснить: чем ещё отметили духи соленую, и с какой целью. Ведь у всего есть цель и причина, – считал Эдэр, – даже если ни он сам, ни окружающие этой причины пока не поняли.

Не зря же четыре луны назад помеченный огромной силой паренек ворочал глыбы разрушенного здания. Вроде бы просто подвинулся рассудком и через три дня после того, как обнаружился дар, высох, словно выжатый до жил невидимой лапой, но… В открывшемся лазе Эдэр с отрядом наткнулись на чудом сохранившиеся книги. Чего там только не было: учебники, рассказывающие, как устроен человек, карты и даже яркие изображения прошлых городов!

Жрец мгновенно приказал все сжечь: мол, что духами проклято, принесет беду снова. Но Эдэр утаил кое-что для себя. Да, у него была своя тайна – гигант умел читать на языке прошлых людей. Пусть это было дозволено только жрецам, остальным – строжайше запрещено. Впрочем, желающих особо и не было.

Конечно, Эдэр научился читать не сам. И человек, посвятивший его в эту науку, был ещё более вне закона, чем само умение читать… Однако сын командо вёл себя осторожно и умел хранить секреты. В отличие от большинства соплеменников ему до всего было дело. Слишком много «почему» бурлило в его душе. Вокруг оставалось столько непонятного – того, что требовало объяснения. Ему хотелось разобраться! А жрецы, казалось, хотели, чтобы никто ничего не понимал. Это раздражало. Предметы, встречающиеся то тут, то там, явно имели иное, далекое от привычного, предназначение. Взять хотя бы странные двери, что за мгновение перенесли «душистую» чумашку чуть ли не на крышу здания.

«Магия помеченной» – шептались остальные. «Вот уж нет!» – понимал Эдэр. Чумашка лишь вернула каким-то образом к жизни то, чем постоянно пользовались прошлые люди. Но те ведь не были магами! Их покарали духи за высокомерие, и только.

Ладно предметы! А как умудрялись прошлые люди строить такие громадины? Почему не падали до сих пор летающие над головами дроны, оставшиеся с конца света? Как, черт возьми, можно заставить металлическую глыбу полететь? И как духи правят землей? Как заставили ее вздыматься и застывать в виде гор? Что, наконец, было за Разломом?

Отец считал вопросы Эдэра блажью. Он говорил, что будущий командо обязан быть сильным и жестоким. Его должны бояться. Вся жизнь Диктората расписана законами, им надо следовать. И не кто иной, как командо со своими отрядами призван контролировать, чтобы законы соблюдались. Если командо станет искать ответы на дурацкие вопросы, и, не дай духи, об этом обмолвится, все поймут, что он слаб и нерешителен. И сразу же найдутся хитрецы, которые приберут к рукам власть. Хуже того – если командо окажется слабым, народ станет заниматься чем захочет, наплевав на закон. Начнется хаос, а ничего страшнее хаоса нет. Другие кланы быстро сообразят, в чем дело, и конец Дикторату!

Командо не имеет права проявлять слабость, жалость или милосердие. Командо мозги нужны, а вот умничать ему не стоит. На то существуют жрецы. Знать тайны и обучать других – их дело. Все это вдалбливалось Эдэру с детства.

Да, он был сильнее сверстников и выше, уже в десять лет у него имелся собственный отряд, чтобы мальчик привыкал командовать и управлять. Один раз Эдэру доводилось гасить мятеж химичей. В результате бунтовщики оросили земли кровью, а молва о жесткости сына командо разнеслась до окраин Диктората. И теперь от боевого клича «Хэйдо» народ вздрагивал повсеместно. Отец был доволен.

Но Эдэр не рвался к власти, просто принимал свое положение как должное: раз духи распорядились, чтобы он родился наследником, значит, так тому и быть. Пока отец правил глоссами, Эдэр следил за порядком в мегаполисе, возглавляя стражей. Это потом, когда он сам станет командо, всё сделает по-своему. Наверняка.


* * *

Эдэр приподнял за шиворот чумашку и поставил её перед Советом:

– Решайте. Я продолжаю настаивать на своём: отдайте её мне на эти два дня.

Но командо встал и направил указующий перст с чумашки на Амоса.

– Решать тут нечего. Амос выплатил взнос в казну и от наложницы не отказывается. Забирай что положено, Амос.

Юнец победно взглянул на Эдэра. Тот отпустил чумашку, которая вздрогнула при оглашении вердикта, и широко осклабился, не показывая досады:

– Рекомендую привязать. Хотя… все равно сбежит.

Амос поманил чумашку ленивым взмахом кисти:

– За мной, степница.

Та не шелохнулась, таращась себе под ноги. Эдэр подумал, что характера девчонке не занимать. Как и глупости, впрочем. Чего она добивается? Ее продали собственные родители, как не одну сотню других. Пора привыкать.

– Оглохла?! – вскипел Амос. – Следуй за мной, плетей получишь!

Чумашка обернулась на Эдэра, сверкнула черно-синими глазищами, словно обвиняя в чем-то. Затем, презрительно усмехнувшись, пошла за толстяком.

Внешне спокойный, гигант от бешенства был готов разбить на мелкие осколки мраморную плиту под ногами. Черт, да ведь вонючая чумашка действительно смеялась над ним! Как посмела?!

Эдэр сжал рукоять меча, не позволяя гневу выплеснуться наружу. Злой, будто голодный дикобарс, Эдэр поклонился Совету и вышел вон. Отправил своих в обход по мегаполису, а сам зацепился взглядом за фигурку девчонки в грязном тряпье, понуро бредущую вслед за рыхлым, как вчерашняя каша, сынком казначея. Внутри у Эдэра все кипело. Сплюнув, он отправился в таверну у рынка. На входе хлопнул распашной дверцей так, что та, жалобно скрипнув, сорвалась с петель. Посетители тотчас расползлись по углам, как мухи от паука.

– Шерзод, брагу! – рявкнул Эдэр и с шумом уселся за стол.

Две секунды спустя он, нависнув над столом угрюмым утесом, потягивал из кружки терпкую жидкость, обжигающую внутренности и успокаивающую ум.

А ведь был уверен, что помеченную девчонку отдадут ему, сыну командо, без лишних уговоров. Мысленно представлял, как испытывает ее способности в своей тайнице – секретном хранилище, куда собирал хорошо сохранившиеся предметы прошлых людей… Идиот! Отец не поступится законом даже на мизинец, на ноготь от мизинца. Ему ли не знать?

Эдэр отхлебнул браги, и его мысли вернулись к девчонке. «Она – боец, – подумал он не без одобрения. – Смелая, хоть и дурная».

И тотчас на душе стало скверно – с характером или без, хоть смелая, хоть трусиха, чумашка все равно не протянет дольше недели. И дело вовсе не в том, что Амос ее засечет. Сколько ни было помеченных, ни один не прожил дольше.

Люди с необычными способностями в последнее время начали появляться с завидным постоянством. Так что Эдэр насмотрелся уже. Взять хотя бы того парнишку с непомерной силищей, или долговязого подмастерья кузнеца, у которого внезапно развилась нечеловеческая прыть – мог пробежать стометровку за секунду, наверное. А потом его кости превратились в кисель. В страшных муках помер долговязый. Вспомнился рыжий химич, за час меняющий вес от скелета до жирдяя. Лопнул бедняга… Были и другие, историями про которых только мелюзгу на ночь пугать.

Эдэр выпил еще и гаркнул Шерзоду, чтобы нес бочонок. Нечего бегать с чарками туда-сюда. Перебирая в памяти помеченных, гигант только теперь понял, что степница была первой женщиной из тех, кого духи отметили даром. Пусть и впустую… Кто бы сказал, духи проклинали так помеченных или пытались дать им то, что люди принять не могли? Пьяный черт в этом не разберется! Нет, понятно, что без духов тут не обходилось. Хотя бы потому, что жрец с помощниками неотступно наблюдали за помеченными. А некоторых вообще забирали в пещеры, если успевали. Зачем? Жрецы хорошо хранили свои секреты.

Амосу повезло, что Верховный Паул ушел в пещеры для ритуалов. Иначе тот наверняка бы и при совокуплении присутствовал, – хохотнул гигант.

Эдэр не успел опустошить бочонок и на треть, как с улицы послышались крики, возня и суматоха. Испуганно-восторженной волной до слуха Эдэра донеслось: Амос… наложница… убила… напрочь…

Эдэр облизал пересохшие губы и встал с грубого стула. А вот это уже было интересно! И требовало его непосредственного вмешательства как начальника стражи мегаполиса.


* * *

Эдэр вошел в хоромы казначея, быстро оттеснив толпу, что заглядывала в окна. Чумашка сидела на полу в углу комнаты, похожая на затравленного зверька. Стражники вновь наставили на нее копья. Распростертый на полу, лежал Амос, по шее расплылись багровые пятна. Рядом валялась плеть. Эдэр наклонился над толстяком – тот дышал, хоть и с хрипом. Смертоубийства не было. Не церемонясь, гигант хлестанул незадачливого господина новой наложницы по щеке. Белесые ресницы на лице юнца захлопали и распахнулись.

– Ну? – спросил Эдэр куда-то в воздух. – Зачем звали?

Амос закряхтел и заохал, поднимаясь. Выкашлял хрип и пробормотал:

– Она… она…

– Говорили, что убила… Но нет, плохо старалась, – усмехнулся начальник стражи. – Чем же она тебя? Когтями, зубами? Или уронила горшок на то, чем ты так гордишься?

– Н-нет, – Амос в страхе обернулся на чумашку и покраснел еще сильнее. – Ее руки… Да не дадут мне духи соврать… ее руки … искры… Они искрятся… А потом убивают….

– А я предупреждал, – ехидно засмеялся Эдэр, – не всякая женщина для утех годится. По крайней мере, точно не эта.

– Я… я… – лепетал Амос. – Она…

– Что ж, арестовать ее? – продолжал смеяться синеглазый гигант. – За покушение на хозяина?

Амос радостно закивал в ответ.

Сделав суровую мину, Эдэр посмотрел на девчонку и мотнул головой в сторону улицы:

– Эй, степница, ты арестована! Давай, за мной.

Девчонка осторожно пробралась мимо стражников, не торопящихся опустить копья, и с надеждой взглянула на Эдэра:

– Прямо сейчас?

– Ну, можешь погадать на луне или поцеловать псидопса… куда ты там советовала? Ага, в то самое место. Пойдем, чумашка.

– Я – Лиссандра, – гордо ответила та, выпрямившись.

– А я царь горы. Пойдем! – хмыкнул Эдэр.

Им вслед послышался хриплый голос толстяка:

– А мне вернут выкуп?


* * *

Пожалуй, Эдэр не радовался так удаче, даже когда голыми руками поймал трехлапого ворона. Тот, говорят, приносит счастье. Довольный, гигант отпустил стражников:

– Сам ее допрошу, – и себе под нос неслышно добавил, – и о даре узнаю…

Однако повел он чумашку совсем не в подвалы для заключенных. Начальник стражи имел право проводить допрос, где ему вздумается и как ему вздумается, а потому Эдэр направился с пленницей к своему хранилищу. Но, вновь учуяв кислый запах немытого тела, скривился и перекроил планы.

– Сюда! – поманил он девчонку и свернул с расчищенной рыночной площади в узкий проулок, буйно заросший диким виноградом.

Идя по зеленому туннелю, степница смотрела вокруг широко открытыми глазами. Надо же – любая ерунда ей в диковинку! С опаской косясь на Эдэра, она провела ладонью по листьям. Потом оторвала один и засунула в рот.

– Хэй, чумашка, это не едят, – прыснул Эдэр.

Она промолчала, но лист все-таки дожевала. Видать, совсем оголодала.

Гигант снисходительно хлопнул ее по плечу:

– Не бойся, покормлю напоследок.

От хлопка его громадной ладони девчонка согнулась, но тотчас выпрямилась и осмелела:

– Куда вы меня ведете? Казнить?

Эдэра так и подмывало ответить утвердительно, но он подтолкнул в спину чумашку, и та, споткнувшись, выпала в проход полуразрушенного собора.

Девчонка застыла при виде купающихся в громадной терме горожан. К вечеру их было тут немного – не больше дюжины. С балок свисали лианы. Они же обильно увивали колонны, которые подпирали частично сохранившийся купол. Высоко над водой в арочные проемы без стекол струились лучи заходящего солнца. Вся нижняя часть здания превратилась в бассейн. Сквозь голубоватую воду, которую тревожили только фонтанчики гейзеров и островки мыльной пены возле купальщиков, можно было разглядеть гранитные плиты и бурый кирпич стен. На поросших изумрудными мхами ступенях, ведущих к алтарю, сидел термщик – как всегда продавал мыльный корень, куриные яйца и уксус для мытья головы, разные вещи и утварь, что может пригодиться если не здесь, так где-нибудь еще. Увидев начальника стражи, смуглолицый термщик в серой тунике привстал и поклонился почтительно.

Эдэр кивнул в ответ и весело сказал чумашке:

– Казнить тебя не получится – меч от твоего запаха заржавеет. В подвал посадить? Сокамерники задохнутся. Вонью убивать закон не позволяет. Так что первым делом придется тебе помыться, хм, наложница…

– Но я… – испуганно замялась девчонка.

– Что ты? Тебе дорог запах родной козы? Или тяжело расставаться с грязью, что таскаешь на себе с рождения?

Чумашка насупилась и закусила губу. Помолчав немного, вскинула голову, чтобы смотреть гиганту прямо в глаза, и выпалила:

– Как прикажете, господин. Только не знаю, может, убью всех этих людей разом, когда зайду в воду. Если вам плевать, то пожалуйста. Мне тем более. Чем больше вас, глоссов, отправится к подземным духам, тем лучше! Но предупреждаю: когда я в последний раз решила искупаться, сама чуть не взорвалась… – в обиженно-героический тон девчонки подмешалась ехидца: – Хотите увидеть взрыв? Или вам угодно глянуть, как по воде бегут искры, а люди дергаются и испускают дух? Так я мигом.

Звонкий голос разнесся по всему пространству термы. Купальщики недоуменно вытаращились на дерзкую девчонку. С вызовом глядя на своего спутника, та принялась медленно развязывать тесемки на груди. Эдэра ее дерзость развеселила еще больше: искры – это, и правда, было интересно, но такое веселье Совет не поймет. Поэтому гигант хлопнул в ладоши и гаркнул:

– Хэйдо! Все вон. И ты тоже, – обратился он к термщику. – Только оставь всё для мытья и какие-нибудь тряпки, во что девчонка сможет переодеться.

– У меня только мужское…

– Какая разница?

Эдэр высыпал в ладонь термщика горсть монет, и тот мгновенно испарился, пробормотав слова благодарности. Купальщики тоже исчезли, едва сверкнув белыми ягодицами. Через пару минут Эдэр остался в терме с девчонкой один на один.

– Ну, иди. Смывай с себя залежи степей и солончаков.

Он сел на обломок колонны и вытянул ноги.

– Будете смотреть? – сдвинула брови чумашка.

Эдэр осклабился:

– Думаешь, поверю, что не попытаешься улизнуть?

– Не попытаюсь, – выпятила губу девчонка.

– У меня на лбу написано: «Проведи дурака»?

– Нет. Но когда я боюсь или нервничаю, искр во мне становится больше. Много больше. А потом я начинаю гореть изнутри. И если в этот момент я прикоснусь к воде, то попросту потеряю сознание и утону. А, может быть, взорвусь. Кто знает, не разнесет ли тогда и вас к чертям псидопсячьим…

– За меня не бойся.

– Но ведь вы, кажется, хотели с моей помощью что-то узнать? О даре? О способностях помеченных?

– А ты та ещё плутовка, – заметил Эдэр.

– Какая есть. Если не будете смотреть, как я моюсь, то сделаю с моим даром всё, что скажете. Вы же поэтому хотели забрать меня у толстяка?

«И ведь не дура», – одобрительно подумал гигант, а вслух произнёс:

– Ладно. Отвернусь. Но ты болтай всё время, чтобы я знал, что ты здесь.

– Как прикажете.

Девчонка начала снимать с себя убогие одежды, пропитанные солью и потом, но тут же заметила строго:

– Вы смотрите.

– Глупости, – заявил Эдэр и отвернулся к каменной стене. – Не забывай болтать.

– Хорошо, – она зашуршала тряпками.

– Рассказывай, когда к тебе пришёл дар.

– На днях. С неделю, наверное, – ответила чумашка неуверенно. – Скосило так, что лежала несколько дней.

«Не припомню подобных случаев с другими помеченными, – задумался гигант. – Чем же эта отличается?»

Послышался всплеск воды и по-детски радостное взвизгивание:

– Ой, тёплая!

– Какая же ещё?

– Не знаю. Озёр у нас нет.

– Это бассейн, а не озеро.

– А откуда вода берётся?

– Из-под земли.

– Сразу тёплая?!

– Вон, видишь, гейзеры, те, что плещутся? – Эдэр повернулся, а девчонка мгновенно окунулась в воду, закрываясь волосами.

– Вы смотрите!

– Начнёшь искриться? – хмыкнул Эдэр и всё же отвернулся обратно, к стене.

– Да. Ой! Уже! – вскрикнула она.

– Где?! – Эдэр подскочил и уставился на девчонку.

Та хмыкнула и скрылась под водой по самые глаза. Пряди длинных черных волос расплывались вокруг нее, будто плоские змеи, не позволяя увидеть нагое тело. Секунду спустя, она приподняла над водой голову и, издав губами смешное бульканье, нагло заявила:

– Я пошутила.

Эдэр выпрямился и сжал кулаки:

– Что ты себе позволяешь, наложница?

– Простите, – промямлила девчонка и, похоже, испугалась.

Эдэр уселся и сурово приказал:

– Хорош бултыхаться. Бери мыльный корень и смывай грязь. Ещё дела есть.

– Ладно, – тихо буркнула девчонка. – Только отвернитесь. В ладонях уже сильно колется… Я волнуюсь…

– Мать твою! – сплюнул Эдэр и отвернулся опять.

Слушая всплески и девчачий голос, послушно рассказывающий о том, что у степников стало совсем плохо с водой, и есть нечего из-за неурожая, а у них в семье десять человек детей, гигант вдруг поймал себя на мысли, что мелкая чумашка заставила его повиноваться… Его! Будущего командо! Чтоб её!

Эдэр вскочил, возмущённый, и осёкся.

Девчонка как раз выходила из воды. Обнажённое тело с золотистой кожей с маленькими грудками и некрутыми, но приятно плавными бедрами, тонкие руки и длинные ноги, все это казалось гибким и удивительно складным. Смоляные волосы, отброшенные назад, за спину, только подчеркивали контуры. Мягкий свет вечернего солнца падал так, что они будто светились. Худенькое лицо тотчас залилось румянцем, а глаза гневно вспыхнули. Эдэр не отвернулся. Он бы разглядывал её бесконечно долго – ничего красивее в жизни не видел. И гигант только сделал неопределенный жест рукой, раздосадованный тем, что девушка бросилась к одежде.

– Не надо… – Эдэр запнулся. «Духи, как же её зовут?» И повторил, вспомнив: – Не надо, Лиссандра. Не одевайся.




Глава 5


– Не одевайся! – приказал чертов гигант.

Стоять голой и позволять этому громиле разглядывать меня было выше моих сил. Для него, как и для того губастого толстяка, я – никто, наложница, обязанная повиноваться, ходячее тело без права и голоса. Но, чёрт меня побери, если подчинюсь! И я бросилась к одежде.

Синеглазый не дал мне даже фуфайку натянуть.

– Нет! – рявкнул он и, вырвав из моих рук охапку тряпок, швырнул её подальше в воду. – Эту вонь не наденешь больше!

Отпрыгнув в сторону, я попыталась укрыться за обломком стены, но сын командо подхватил меня под мышки, как игрушку, и поставил перед собой на влажный мох. Я закрылась руками. Гигант развёл их, несмотря на сопротивление, и опустил.

– Постой так. Хочу посмотреть на тебя.

Отчего-то в его голосе появилась хрипотца, а в глазах – такое выражение, что он вот-вот заурчит, облизнется и примется за меня, как зайцекот за украденный сыр.

Ненавижу! Хватит с меня! Уже наслушалась за сегодня, что жить мне осталось всего ничего. Стану я проводить их на привязи, как коза перед забоем, и развлекать не одного глосса, так другого. Обойдётся! Я – не рабыня, и до конца ей не буду. Пусть до очень близкого конца! Так даже проще.

И пусть один вид громадных кистей, выступающих из широких кожаных наручей, говорил о том, что парню достаточно сдавить пальцами мою шею, и она хрустнет, как у птенца, какой-то бес внутри меня больше не боялся. Возможно, тот самый, который вновь принялся раскалять мои ладони. Колкие мурашки пронеслись по позвоночнику и задержались в кончиках пальцев, превратившись в дикое жжение. Я резко перекинула вперед волосы и огрызнулась:

– Я не ваша наложница, если уж на то пошло. Вы ни монеты не заплатили за воду, которую дали за меня моему клану. Так что верните одежду и ведите, куда вели.

– При желании я не только одежду, но и кожу с тебя сниму, – хмыкнул Эдэр и пробормотал: – Иди-ка сюда!

Две лапищи ухватили меня за бедра и притянули к нему. Помня, что произошло с толстяком, я потянулась к мочке уха гиганта – тому самому месту, где блестела черная серьга, отличительный знак проклятых глоссов. И всё повторилось. Черная бусина издала тихий писк, вспыхнула красным и обдала гиганта пучком искр. Лицо его исказилось от боли, и он упал прямо мне под ноги. На мощной шее тут же выступили бордовые пятна.

Ура! И с этим сработало! Что за странные у них серьги? Радует одно: они есть у каждого. Значит, каждого можно вырубить. Надолго ли? Ждать, когда мой надсмотрщик оклемается, я не стала. Уже и так с толстяком сглупила, оторопев от эффекта. Подув на ладони, я нашла взглядом кучку вещей, что оставил термщик. Не разбираясь, какого они размера, нырнула в просторную рубаху-тунику, подвернула длинные штанины холщовых брюк, быстро затянула ремешками волосы в хвост. На первый взгляд сойду за глосского пацана. Пока разберутся да приглядятся, буду уже далеко.

Жаль, шапки никакой не было… И обуви. Выловить, что ли, мои башмаки из воды? Но тут гигант застонал. Гром мне в ребра, этот быстрее приходит в себя!

Обмотав ладонь тряпкой для вытирания, я вытащила меч из-за пояса гиганта и метнулась к выходу, забыв об осторожности. Снаружи послышались голоса.

– Нет, туда нельзя, – говорил термщик так, словно повторял уже раз в двадцатый. – Начальник стражи велел никого не пускать.

– А нам сегодня надо! – возмущались какие-то мужчины в ответ.

– Не велено пускать.

– Да что ж, завтра приходить?

– Вот лучше и завтра, если уши дороги, – зевнув, ответил термщик.

Сколько их там? Крадучись, я приблизилась к дверному проему. Надо выждать, пока другие уйдут, а потом оглушить термщика.

Сердце колотилось, по позвоночнику проносилось искристое волнение, и совершенно некстати тошнота подступила к горлу. Не время для слабости! И не место! Я прильнула к зарослям у входа, стараясь не попасть под струйки ручейков, сбегающих по стене.

– Далеко собралась?! – раскатисто грянуло позади меня.

Я обернулась. В паре метров от выхода стоял гигант, держась за шею и покачиваясь.

– Верни меч, – глухо велел он.

Я перехватила оружие в другую руку. Выставив перед собой тяжелый клинок, отступила назад, на металлическую плиту. Во рту возник привкус железа. Я вздрогнула от холодных капель, упавших на макушку. И тут же боль пронзила меня от головы до пят. Сердце сжалось, зубы застучали, а тело выгнулось, как натянутая тетива. Глаза мои полезли из орбит, и сквозь мутнеющее сознание я увидела молнию, вспыхнувшую на конце меча – та в мгновение ока коснулась торчащего из воды железного креста и сплелась в яркий кокон голубых сверкающих нитей между ними.

– Чтоб меня! – ахнул гигант.

Что-то громыхнуло, треснуло. «Вот и всё», – решила я и отключилась.


* * *

Мягкие пальцы коснулись шеи.

– Жива, – услышала я певучий мужской голос.

Ой, мамочки, не приснилось всё. Были и глоссы, и терма, полная воды, и ломаные молнии из моих рук…

Я чувствовала себя ужасно уставшей. Глаза открывать не хотелось. Тем более не хотелось рассказывать кому-то, что я не монстр… или все-таки монстр, хотя какая, к духам, разница?! Мне вообще казалось невероятным что-нибудь сейчас говорить, потому что язык прилип к небу, а губы склеились от сухости. В груди скопилась тяжесть, тело одолевало бессилие.

– Можешь привести ее в себя? – тихо спросил кто-то еще.

Я узнала голос гиганта. Он был совсем близко. Моя спина покрылась холодным потом.

Певучий ответил не сразу – видно раздумывал, что сказать. Сквозь закрытые веки я почувствовала тень, нависшую надо мной, и постаралась дышать размеренно, притворяясь спящей. Наверное, это сработало, потому что собеседник гиганта ответил негромко:

– Дай ей отдохнуть, Эд. Она слишком слаба. Пульс еле прослушивается.

– Что?

– Пульс. Сердце стучит медленно. Очень медленно, – терпеливо объяснил певучий. – Разбудишь, испустит дух. Вот и получишь тогда хэйдо с хэндехохом.

– Тебе бы только похохмить надо мной.

– Должны же быть и у меня удовольствия в жизни, – смеясь, сказал певучий, и этим сразу мне понравился.

– Она нас слышит?

– Нет, наверное. Интересно, а ты чем думал, Эд, когда решил ей попользоваться? Типа я – крутой, мне все можно? Или решил расплодиться шаровыми молниями?

– Сам не знаю, – с раздражением буркнул тот. – Сначала и в мыслях не было. Видел бы ты ее в лохмотьях! Чумазая, вонючая, разве что юркая, как хорек. А потом смотрю, из термы выходит… Глазам своим не поверил. Аж светилась вся… Тут мозги и отключились. – Он цокнул языком: – Такая девка!

Певучий хмыкнул. Интересно, кто он такой, что ему разрешается смеяться над начальником стражи, не боясь, что тот отрежет ему язык?

Гигант заговорил с досадой в голосе:

– Нет, ты представь, а? Я ведь сам жирдяя Амоса предупреждал об этом. Еще поржал над ним, когда он на полу валялся с выпученными глазами и красной шеей. И на тебе! Как дурак, на те же грабли…

– Кстати, о шее. Давай-ка посмотрим, что у тебя за пятна. Краснота расползлась от уха вниз под доспехи. Сними их.

– Да ерунда это. Как комар укусил.

– От иных комаров люди мрут в лихорадке. Снимай.

– Проклятая девчонка, – проворчал Эдэр. – Отродье чертово.

«Сам такой», – мысленно огрызнулась я.

А затем по удаляющимся звукам поняла, что двое мужчин отошли от меня подальше. Пошевелила легонько пальцами на руках, потом на ногах – двигаются. Приоткрыла ресницы: откуда-то сбоку лился голубоватый свет. Ни факела, ни очаг такой не дают. Что бы это было? Я поискала глазами светильник и с удивлением обнаружила торчащую из крыши нижнюю часть пластиковой бутылки. Ее светящаяся бело-синим внутренность хорошо освещала комнату. Ого! Чего мы только из пластиковых бутылок не делали, но такое никогда не встречала!

Комната была просторной. По стенам тянулись стеллажи со всякой всячиной. В углу стояло драное кресло. На длинном столе тут и там были разбросаны инструменты, о предназначении которых оставалось только догадываться – то ли жилище ремесленника, то ли склад коллектора. Скорее последнее. Ведь лишь у коллекторов, которые промышляют поиском чего-нибудь полезного в заброшенных зданиях, можно было встретить столько всего разного, да еще и рассортированного, расставленного по полочкам. Часто коллекторы не знали, для чего та или иная вещь предназначалась, но продавали все равно. Всегда можно было заглянуть в будку заезжего коллектора, купить какую-нибудь приглянувшуюся ерунду и потом просто придумать, куда употребить покупку. Самым ходовым товаром у коллекторов были ножи и пластиковые бутылки всех размеров. Я даже подумывала пособирать наверху ненужные вещицы и сбагрить коллектору, но управ запретил – у него свои люди этим занимались…

Вскрик гиганта заставил меня захлопнуть веки. К счастью, ему сейчас было не до меня.

– Мать твою, осторожней! – ругнулся Эдэр. – Чего творишь?

– Обалдеть можно… – ахнул певучий.

– Так что там?!

– Сам посмотри, – с придыханием в голосе ответил певучий.

– Что это? Откуда?!

– Хотел бы я знать. Эта хрень была вшита у тебя под кожей на шее. Вот тут, у самого основания. К ней привело пятно. А я щупаю, что-то твердое….

– Вшита?! В шею?!

– Нет, я ее только что из мусорной кучи выкопал, а тебе шею порезал просто из желания послушать, как ты орешь, – шутя ответил певучий. – Получилось на пять баллов. Повторим?

– Угу, а потом побегаешь от меня, как зайцекот от ядовитой крысы.

Оба засмеялись.

– Странно, да? – спросил певучий.

– И не говори, – ответил Эдэр.

Повисла пауза. Любопытство заставило меня снова приоткрыть глаза. Гигант с обнаженным торсом сидел на невысокой табуретке и таращился на что-то квадратное и маленькое, по размеру не больше ногтя на мизинце. У него за спиной стоял парень с тонким ножичком в руке и не менее заинтересованно рассматривал эту штуковину, заглядывая через плечо Эдэра. У того на шее застыла струйка крови.

Рядом с гигантом парень казался субтильным, но поставь его возле нормального человека, да хотя бы около меня, и певучего можно было назвать даже высоким. Необычно короткие волосы, тонкие черты лица, высокий лоб, брови такие ровные, будто их кто-то старательно нарисовал угольком над большими темными глазами. Парень был полной противоположностью мужлану с горой мышц, что сидел перед ним. Хотя по возрасту они, пожалуй, были ровесниками. Я в жизни не встречала подобных типажей – ни среди глоссов, ни среди химичей или любильцев. Даже разбойники, которых однажды поймали наши воины, выглядели иначе. Но то был сброд, а этот… Умное, чуть удлиненное лицо показалось мне загадочным и понравилось еще больше, чем певучий голос парня и его шутки над гигантом. Знакомый Эдэра будто попал сюда из другого мира.

Я облизнула губы. Что-то в этом парне было не так, и я не сразу поняла что. Внезапно из-за спины певучего потянулось к стоящему позади столу длинное, покрытое морщинистой синеватой кожей щупальце. Оно нашло выпуклое стекло на ручке и поднесло, будто ни в чем не бывало под нос Эдэру. Тот не отшатнулся, а взял стекло и продолжил изучать квадратную штучку.

– Надо от крови отмыть, – сказал он, наконец.

– Сейчас, – согласился певучий.

И к моему ужасу, второе такое же щупальце развернулось из-за его левого плеча и взяло с полки пластиковую бутыль с водой.

Я сглотнула. Мутант! Красивый парень был мутантом! Но разве начальник стражи стал бы с таким общаться?! А как же закон, который глоссы свято чтут и других заставляют ему следовать? Увиденное никак не укладывалось в моей голове. Судя по разговору, Эдэр и мутант были не просто знакомыми, а чуть ли не друзьями, причем давними. Но ведь это невозможно!

Во всем Дикторате мутантов убивали. Не щадили никогда! Младенцев матери сами отдавали или же стражники отбирали, чтобы потом скормить уродцев дикобарсам под улюлюканья толпы. Редко кто из родителей, вопреки закону прятал детей-мутантов, уходил в горы, пытаясь спасти. Но их всё равно находили. Мутантам постарше приходилось совсем туго. Что только с ними не делали на стадионе! Травили стаей псидопсов, выпускали против них зверьё или отдавали воинам на растерзание. Еще и компетиции устраивали, кто придумает казнь поинтереснее.

Я не бывала на таких зрелищах, но кровь стыла в жилах, когда об этом рассказывал Мусто или костлявая Шеска. Почему мутантов не убивали, просто проткнув копьем? Потому что считалось, что мучениями перед смертью мутант очищает свой род от нечисти. А если сохранить ему жизнь, в семье все дети пойдут такие, беды и горести посыплются на головы клана. Страшно представить, что может случиться! Об этом говорил жрец, в это верили все без исключения. И после того, как мутантов истребляли всякими ужасными способами, их стало рождаться все меньше и меньше. Да и жизнь улучшилась. Реже сотрясалась земля, уже никто не вспоминал про кислотные дожди. И вулкан заснул совсем крепко.

На моей памяти в нашем клане только дважды рождались мутанты. Одного жрец отдал страже, а второго несчастный отец сам порешил – обе головы, что торчали из красноватого тельца, отрубил одним махом. Уже лет пять подобного не повторялось. Ребятишки рождались все крепкие, нормальные. Однако жрец Акху не уставал повторять беременным, приходящим просить благословения духов, что мутанты – нелюди, и что если родится такой, от него надо избавляться и не жалеть, не считать даже своим ребенком, чтобы проклятие духов на другое потомство не распространилось. Женщины пугались, просили Акху провести долгие ритуалы очищения, прикладывали амулеты к животам и молили духов избавить от бесчестья.

Ходили слухи, что за солончаками, в черных скалах есть целое поселение мутантов. Но я думала, что люди врут. А вдруг не врут…? Куда притащил меня Эдэр? Наверняка подальше от мегаполиса, потому что там подобному не бывать.

Я опять посмотрела на парня с двумя щупальцами, растущими из спины, как у осьминога. А вдруг там есть еще? Как он дожил лет до двадцати пяти? Пусть худой и бледный, но, похоже, весьма довольный. Отчего начальник стражи болтает с ним за здорово живешь, а не скармливает лютым зверям? Что вообще тут происходит?

Удерживая бутылочку щупальцем, мутант плеснул воды на тряпицу и спокойно протер поблескивающий металлом квадратик, который они исследовали. Поставив на место пластиковую бутыль, щупальца в одно мгновение свернулись в клубки и исчезли за спиной. Теперь это был обычный парень. И симпатичный! Ни за что бы не сказала, что он мутант, помилуйте духи!

Я была настолько ошеломлена открытием, что совсем забыла о необходимости притворяться и приподнялась на жесткой кушетке, раскрыв рот.

Мутант поднял глаза и улыбнулся по-доброму, а у меня защемило сердце.

– О! Гляди, Эд, твоя зажигалка очнулась.

Эдэр посмотрел на меня мрачно.

– Как ты себя чувствуешь? – дружелюбно спросил мутант.

Я прокашлялась и пересохшими губами выдавила:

– Нормально…

– Я – Тим. А тебя как зовут? – совершенно по-человечески подмигнул мутант.

Пораженная, я молчала.

– Лиссандра ее зовут, черти ее раздери, – буркнул гигант, не дождавшись, когда ко мне вернется дар речи.

Мутант пошел ко мне. И казалось невероятным, что он идет нормально, а не ползет и не переваливается, как страшное чудище. Парень улыбался и, пожалуй, это была самая приятная и открытая улыбка на свете. Ощущение приязни смешалось с отвращением, ведь у меня перед глазами все еще стояли противные щупальца, которые он прятал за спиной. А что если мутант решит меня ими коснуться? Не-е-ет, только не это!

Наверное, мое лицо вытянулось или скривилось, потому что Эдэр встал и угрожающе произнес:

– И чтоб не рыпалась больше! Хватит с меня фокусов! Показывать их будешь на суде Совета. Они хорошо знают, что делать с мутантами: скормят дикобарсам к общей радости.

– Я не мутант, – пробормотала я, вжимаясь в стену за кушеткой. – Я – помеченная духами. Это он. Вот он… мутант.

Тим горько усмехнулся:

– Какая разница, как тебя называть: помеченной или мутирующей? Ты не такая, как все, Лиссандра. Не нормальная. Твое умение вырабатывать энергию не более естественно, чем щупальца, с которыми я родился. Людей пугает то, чего они не понимают. А если люди боятся, они будут с тобой жестокими. Так что мы с тобой в одной повозке. Ты и сама это понимаешь, верно?

Поразмыслив немного, я кивнула и перевела взгляд на Эдэра:

– Но зачем вам это? Почему вы…?

– Потому что, – отрезал тот. – Есть, пить хочешь?




Глава 6


«Так едят с голодного края», – думал Эдэр, глядя на степницу. Девчонка жадно вгрызалась в куриную ножку, с дрожью хваталась то за пересушенную лепешку, то за косицу белого сыра, то за пахнущие чесноком прозрачные кусочки подтаявшего сала с мясными прожилками. Она с нескрываемым вожделением уминала тонкие огурцы, стрелки зеленого лука, желтые кабачки – в общем, все, что гостеприимно выставил на стол Тим. Лиссандра сидела на лавке, поджав под себя ноги. Ее глаза блестели и съедали то, до чего пока не успевали дотянуться руки. Обычный ужин для глосса был для степницы жуткой роскошью. Впрочем, с подозрительностью дикарки девчонка отказалась от консервированной кукурузы.

– Я б тоже не стал есть эту дрянь, – заметил Эдэр, неторопливо кроша пальцами сухую траву в кастрюльку.

– Ничего вы не понимаете, – весело возразил Тим, зачерпывая ложкой из жестяной банки высохшие сероватые зернышки. – Раньше технологии позволяли и сто лет хранить эту вкуснотищу.

– Траванешься, – предупредил Эдэр, – будешь весь зеленый.

– Я мутант, мне не страшно. Синий-зеленый, да хоть розовый в крапинку… – хмыкнул Тим и потянулся щупальцем за водой к полке стоящего позади стеллажа.

Девчонка вздрогнула, перестала жевать. Глаза ее расширились и при свете пластикового светильника показались не просто синими, а иссиня-фиолетовыми, будто ночное небо над степью.

– Не бойся, – улыбнулся Тим и, поставив бутылку на стол, протянул щупальце к Лиссандре. – Щупальце и щупальце. Хочешь потрогать?

– Н-нет, – выдавила та. – Ни за что…

Ее взгляд, прикованный к лежащему на столе отростку с массой крошечных присосок и подобием пальчиков на конце, выражал неподдельный ужас. Эдэр разозлился. Хотелось рявкнуть: «Да ты сама – урод…», но, справедливости ради, уродиной назвать ее было нельзя. Никак нельзя. И это бесило сильнее. Потому что красота девчонки была неуместна и никому не нужна. Какая разница, что у нее золотистая кожа с едва заметным, лишь на просвет видным пушком? Кому есть дело до того, что у нее такие яркие, манящие, немного асимметричные губы и блестящие, как смоль, волосы? Для чего, к духам, по ее маленьким упругим грудкам, просвечивающим сквозь полотно туники, так и хочется провести ладонью, чуть ущипнув соски, и потом переключиться на тонкую талию, бедра и все, что ниже?

У Эдэра затуманился взгляд, но он тут же встряхнул головой, вспомнив, чем обернулась попытка проделать подобное в прошлый раз. В груди закипела ярость. Зачем духи дали все это ей? Чтобы поиздеваться над ним? Подразнить, словно посаженного на цепь молодого псидопса сочной косточкой, а потом отхлестать кнутом за то, что ухватился за нее? И вообще кому требуется наложница, от колючего прикосновения которой потом долго шумит в ушах, а перед глазами расплываются огненные пятна?

Гигант стиснул зубы. Выводило его из себя и то, что эта юркая худышка не только вздумала ему перечить и сопротивляться – да, это возмутило, но только больше раззадорило, но она вырубила его, Эдэра, начальника стражи, словно мальчишку! Он и сообразить не успел, как… Хорошо, что никто не видел его позора. И вдруг мыслью ударило по вискам: а если термщик подсматривал? У Эдэра волосы встали дыбом на загривке – такого ему не простят, завтра весь мегаполис будет перешептываться об этом, а послезавтра скажут, что он, Эдэр, не достоин быть наследником командо, потому что слабак…

Гигант проклял свой интерес к изучению помеченных, а особенно к этой девчонке. Надо было проткнуть ее копьем сразу или хотя бы потом, в терме, а не бежать, выпучив глаза, сюда, думая, как откачать. Отчего он испугался, что она умрет? Ему-то вообще зачем надо, чтобы она жила? Соскучился по неприятностям? Почему он вдруг стал таким идиотом? Ответа не было. И это злило Эдра невероятно – его собственное, лишенное логики и здравого смысла поведение.


* * *

Тим убрал со стола щупальце, ничуть не оскорбившись. А у девчонки, похоже, пропал аппетит.

– Попей, – Тим придвинул к ней бутылку рукой.

Но Лиссандра криво улыбнулась и осторожненько, с видом мыши, которая только и думает, как улизнуть, отодвинулась по лавке дальше.

– Вот кретинка! – ругнулся Эдэр, выплеснув наружу лишь каплю затаившегося внутри гнева. Чтобы не видеть степницу и сдержать желание стукнуть ее покрепче, он повернулся к столу спиной. Встал и залил водой из большой пузатой емкости сухую траву в кастрюльке, поставил ее на решетку печи, сделанной из проржавевшей железной бочки. В ее чреве жарко потрескивали дрова.

Не оборачиваясь, с чувством мелкой, недостойной командо мести, Эдэр процедил:

– Тим, ты теперь ей всю воду только щупальцем подавай. И никак иначе, понял? Посмотрим, перестанет ли выделываться. Не привыкнет, пусть умирает от жажды.

– Зачем? – удивился Тим.

– Я сказал так, значит, так! – рявкнул гигант.

– И что на тебя нашло… – начал было Тим, но увидев, как передернуло плечи гиганта, добавил с нескрываемой ехидцей: – Слушаю и повинуюсь, о начальник стражи, великий и могучий!

Мутант потянулся щупальцем с бутылкой к Лиссандре:

– Бери, чего уж. Пить ведь хочешь?

– Не хочу, не надо, – так тонко и жалобно произнесла девчонка, что гигант почувствовал себя чудищем, которое глумится над ребенком. «Ну и хорошо! Пусть знает, кто тут главный!» – мысленно заявил он, а вслух сказал грозно: – Если будешь кривиться от щупальцев, высеку. И точка. Вообще надоела уже!

У девчонки стало такое лицо, будто она сейчас разрыдается.

– Бери воду! Прямо из щупальцев, я сказал! – продолжал давить Эдэр.

Она застыла, а потом с невыразимым отвращением прикоснулась пальцами к протянутой бутылке.

– Бери и пей! – прорычал гигант.

Глотая слезы, она подчинилась. Странно, но от ее слез Эдэру не стало ни на толику легче. Наоборот, в груди что-то необъяснимо скрутило, и захотелось зажать уши покрепче, лишь бы не слышать ее всхлипываний. Тим с укоризной глянул на гиганта и быстро спрятал щупальце. Девчонка хлебнула один раз из горлышка и отставила воду. В воздухе повисло напряжение и неловкость. Эдэр вылил кипяток в железную кружку и сел за стол, делая все шумно и нервно. Тим и девчонка продолжали сидеть молча. Гиганту тоже не хотелось говорить. В нависшей тишине только слышно было, как трещит топливо в печи.

Скоро в помещении потемнело. Своеобразный светильник из пластика перестал давать достаточно света и почти совсем затух.

– Солнце село, – сказал Эдэр. – Где там твоя масляная лампа, Тим?

– А вот теперь, я думаю, настало время экспериментов. Повеселимся, да? – сказал Тим, явно желая разрядить атмосферу.

– Ради этого я ее сюда и приволок, – пробурчал гигант.

Степница сжалась, но Тим с энтузиазмом подскочил и подал ей руку:

– Пойдем со мной, Лиссандра. Думаю, будет интересно!

Та посмотрела на него недоверчиво, затем все-таки встала с лавки, стараясь не смотреть на скрученные в кольца щупальца на лопатках парня, похожие не то на прикорнувших змей, не то на сложенные спиралью трубочки. В полутьме, освещаемой лишь отблесками огня из печи, мутант подвел гостью к полкам, уставленным всякой всячиной. Протянул ей стеклянную грушу и показал на черный край:

– Возьмись здесь, пожалуйста.

Девушка подняла изумленные глаза, непривычная к вежливому обращению.

– Аккуратно, моя хорошая, стекло тонкое. Не дави, договорились? – мягко проговорил Тим.

Чумашка кивнула и послушалась. Едва она коснулась узкого конца груши, тонкая проволока внутри заалела, вспыхнула, ярко осветив все вокруг. Испугавшись, Лисса разжала пальцы, и потухшая стекляшка разбилась со звонким хлопком о бетонный пол.

– Простите… – пробормотала она.

– Растяпа, – рявкнул Эдэр.

– Пустяки, у меня большой запас, – махнул рукой Тим и подал Лиссандре вторую грушу, поменьше. – Только лучше ее все-таки не роняй.

Лампа снова зажглась в пальцах девушки. В комнате стало светло, будто пасмурным днем.

– Ого-го-го! Да ты вырабатываешь электричество! – с нескрываемым воодушевлением воскликнул Тим. – Ничего себе дар! Мы столько всего с тобой проверим, столько сделаем! Эд, да она – сокровище!

– Хоть для чего-то пригодна, – пробурчал гигант. Его раздирало любопытство, и он взгляда не сводил с девушки, творящей маленькими ладошками чудеса. Однако из вредности, усаживаясь в кресло напротив, он бросил небрежно: – Масло в лампе будем экономить. Эй, как тебя там, чумашка, хорошо стоишь. Так и стой. И руку повыше держи.

Тим скорчил гримасу и попросил девушку:

– Расскажи, пожалуйста, что ты чувствуешь. Что-нибудь необычное?

– В пальцах колется, как всегда, когда нервничаю, а потом происходят чудеса с искрами, – с опаской косясь на Эдэра, ответила Лиссандра.

– А ты нервничаешь?

– Да, – тихо ответила девушка.

Гигант перекинул ногу за ногу и расхохотался.

– Не бойся. Все будет нормально, – подмигнул ей парень. – А еще что-нибудь чувствуешь?

– Еще? – она задумалась. – Горячо в ладонях. Из груди жаркий поток идет по рукам, а потом в пальцы. Во рту опять такой привкус, словно засунула за щеку что-то железное. Неприятно.

– Очень интересно, – сияли глаза Тима. Его лицо осветилось улыбкой, будто он что-то надумал. – Возьми-ка это.

Тим дал ей черную маленькую коробку с длинным проводом. Боясь ослушаться гиганта, девушка зажала в правой руке край лампочки, дотронувшись свободной ладонью до коробки. Но ничего особо удивительного не произошло, лишь сбоку загорелась красная лампочка, потом зеленая. На крошечном табло зелеными пунктирами пробежали какие-то письмена. Тим подавил на кнопки, почесал подбородок. Ничего.

– Видимо, к этому прибору нужно что-то еще. А сейчас мы…

Глаза девчонки покраснели, и слеза скатилась по щеке.

– Что с тобой, Лиссандра? – не понял Тим.

– Кожа на руке очень жжется, – еле слышно призналась она, – под лампочкой.

– Так положи ее.

– Он… не велел. Я боюсь…

– И правильно, – вставил гигант. – Пусть боится. Пусть учится послушанию.

– Эдэр! Да что это такое?! – возмутился Тим. – Какая блоха тебя сегодня укусила?! Прекрати сейчас же издеваться над ребенком!

– И не подумаю, – нагло заявил тот, хотя самому отчего-то захотелось забрать дурацкую лампочку и успокоить чумашку. Но ее надо было поставить на место, – говорил себе начальник стражи и будущий командо, – чтобы почувствовала его власть, наконец. Эдэр продолжил: – Она не ребенок. Если ее продали в наложницы, значит, она уже давно созрела как женщина. Так что пускай держит лампу и не строит из себя недотрогу. Мне нужен свет.

Слезы в глазах Лиссандры высохли, иссушенные ненавистью.

– Ну и козел же ты! – Тим сдвинул брови и резким движением забрал из покрасневших пальцев девушки лампочку, но тут же уронил ее, обжегшись.

Осколков на полу стало больше.

Лиссандра шепнула Тиму:

– Спасибо, – и, несмотря на воцарившуюся полутьму, Эдэр рассмотрел в ее взгляде к мутанту благодарность, от которой ему стало невыносимо. Похоже, девчонка увидела в том спасителя. Даром, что уродца… Гнев застил разум Эдэру, и он подскочил к мутанту:

– Да как ты…

Схватив за грудки, он приподнял парня над полом, еще не решив, что делать дальше. Хотелось все крушить, и, пожалуй, он швырнул бы Тима в другой конец комнаты, если бы соперник молниеносным движением щупалец не скрутил гиганту плечи и ноги. Эдэр чертыхнулся, запыхтел, пытаясь высвободиться и угодить Тиму в нос. Но это было не просто. Они завозились, пытаясь одолеть друг друга, упали на пол и покатились, будто две гусеницы в коконе. Тим, хоть и казался внешне намного слабее гиганта, не отпускал щупальца.

– Как ты посмел? – рычал Эдэр. – Против друга? Из-за какой-то…

– Посмел. Потому что мой друг внезапно превратился в бешеную свинью, – невозмутимо ответил мутант.

Кровь била у Эдэра в висках. Он передернул плечами, пытаясь стряхнуть щупальца, но присоски впились в его кожу насмерть: ни вырваться, ни дотянуться до меча.

– Отпусти, – уже спокойнее ответил гигант.

– Отпущу, если бешеная свинья свалит в лес, и оставит моего друга в покое, – сказал Тим. – Охладись немного.

На полу и, правда, с наступлением ночи похолодало – сырой сквозняк носился по бетону, и приятного в этом было мало. Впрочем, Эдэр продолжал кипятиться:

– Друг называется… Как ты мог… меня…? Из-за какой-то наложницы?

– Она тоже человек. Пусть меньшего роста и другого пола. Мне плевать на остальное, ты же знаешь.

Они крутанулись еще раз по полу.

– Женщина… вообще не человек, – пыхтел Эдэр. – А ты? После всего, что я для тебя сделал…

– Давай не будем вспоминать, кто тут реально крут, и кто кому чего должен. – Лицо друга стало каменным, и воспоминаниями залило ярость Эдэра, будто холодным дождем пылающее дерево. Гигант почувствовал стыд за свою горячность. Драться расхотелось. Карать и воспитывать тоже. Он не понимал, что на него нашло.

– Ладно, погорячился, – нехотя признал Эдэр и выпустил первым из железных тисков запястья Тима. – Но ты обещал не вспоминать…

– А ты обещал не строить из себя большую шишку. И девочку не мурыжь больше, договорились? – сказал Тим.

Гигант помолчал, но потом все же бросил:

– Договорились.

Эдэр почувствовал, как присоски по одной отцепляются от кожи. Та покраснела и зудела невыносимо.

Оба парня поднялись с пола.

– Мог бы свою ядовитую хрень не пускать, – обиженно заметил гигант. – Теперь до утра чесаться буду.

– Прости, но ты же в курсе, что меня лучше не злить, – опять улыбаясь, как ни в чем не бывало, ответил Тим. – Пятна маслом помажь. Оно за печкой. В бутылке.

– Знаю, – проворчал Эдэр, отряхиваясь и стараясь не смотреть на испуганную Лиссандру. Эдэру было неприятно, что она видела его поверженным. Второй раз за день. Он сплюнул с досады на пол и сказал другу: – Увидишь, она сядет нам на голову. Уже села.

Тим рассмеялся:

– Ну да-а-а, если тебя обижает ребенок, который чуть выше твоей подмышки, это хороший повод сделать из лица куриную попку, чтобы напугать посильнее, да? Бедненький, что тебе дать для защиты? Подушку или крышку от кастрюли? Меча с кинжалом ведь не хватает…

– Иди ты, – буркнул Эдэр уже совсем не обиженно. Почесывая предплечье, он добавил, обращаясь к девчонке: – Ладно, можешь не держать лампу. Но выделываться я тебе все равно не позволю.

– Я не собиралась… – выдохнула Лиссандра.




Глава 7


Тим повернулся к столу и разжег масляную лампу.

А я была в полном ошеломлении. Никто за меня не дрался! Никогда! А тут…

Вкусная еда, оставшаяся на столе, и обожженная кожа сразу отошли на второй план. Тим вступился за меня! Возможно ли это?

Осторожно присев на лавку, я скосила глаза на Эдэра. Тот стоял ко мне спиной, выставив напоказ вымазанные в бетонной пыли штаны и взъерошенную косу, и, будто ничего не случилось, втирал масляную жидкость из бутылки в бицепс. Пожалуй, не совру, если скажу, что на этот бугор можно было б запросто натянуть козлиную шапку моего братца Баса. Еще бы и не налезла на такую громадину… Я с б?льшей благодарностью взглянула на сметающего в кучу осколки Тима. Он почувствовал мой взгляд. Оглянулся и подмигнул мне. От неловкости я отвела глаза и зачем-то подула на кулак. Наверное, потому, что в мою благодарность подмешивались черные, как обломки скал у Разлома, опасения: все знают, что мутанты приносят несчастье. Что ждет меня после знакомства с Тимом?

Да, никто так ласково и уважительно со мной разговаривал. Да, я не видела более приятной улыбки и более открытого лица. Но возможно, это лишь хитрые уловки мутанта, позволяющие заманить, усыпить бдительность, а потом… Нет, совершенно не представляю, что потом.

Парень поставил метлу в угол, расправил плечи. Свернутые в спирали щупальца шевельнулись, и я вздрогнула.

Тим повернулся, желтые блики отразились веселыми искорками в его темных глазах, осветили лицо. Я поймала себя на мысли, что на него хотелось смотреть, и я делала это украдкой. В Тиме не было той подавляющей мужественности, как у Эдэра, зато лицо его было добрым и понимающим. Возможно, мы и правда в одной повозке?

Несмотря на привычку искать во всем подвох, я внезапно почувствовала себя в безопасности. Это ощущение было неожиданным и успокаивающим. Тим, похоже, обладал даром располагать к себе и вызывать доверие. Я устыдилась, что боюсь его щупалец – если б не они, гигант расплющил бы парня в лепешку. Однако эти отростки были такими противными… Хорошо, что сейчас их не видно.

– Лиссандра, отдохнула? Пальцы в норме? – спросил Тим с улыбкой.

«Духи, откуда он их берет – эти радужные улыбки? Я столько раз и за год не улыбнулась, наверное», – подумала я и кивнула в ответ.

– Ну-с, продолжаем тогда. Ты не против?

Эдэр подошел ближе.

– А у нее большой выбор: сидеть в подвале тюрьмы или показывать нам свои штучки.

Ох, как же мне захотелось сделать ему пакость, да такую, чтобы запомнил навечно. Еще не наступил новый день, а я уже ненавидела гиганта всем телом, до последней косточки!

– Ты обещал, – сердито сказал Тим.

– Ах да! – Эдэр оскалился и шутливо поклонился: – Не будет ли любезна уважаемая чумашка?

– Эд!

– Все-все. Молчу, – развел руками тот и вальяжно оперся о стеллаж.

Тим поманил меня, и я приблизилась к заполненным полкам. С видом мальчишки, которому предложили на выбор новенький меч или арбалет со стрелами, Тим обвел взглядом свои странные сокровища и выудил фиолетовую пластиковую штуковину с широкой трубкой, плоский конец которой был усеян толстыми зубцами.

– Давай, Лиссандра.

Я взяла ее и попыталась что-нибудь сделать. Две пары глаз выжидательно смотрели на мои руки. Ничего не произошло. Взялась за что-то, похожее на ручку с мягкими прорезиненными кнопочками и сжала. Опять ничего. Я растерянно подняла глаза на экспериментаторов.

– Не работает? – вздохнул Тим. – Покрути ее как-нибудь.

Держа в одной руке, я попробовала провернуть наконечник с зубцами и, чуть потянув, оторвала его. Ой.

– Сломала! Вот и доверяй тебе! – Эдэр зло хлопнул ладонью по полке так, что я подскочила. И тотчас в пальцах закололо. Штуковина дыркнула один раз, другой, а потом мерно загудела, и сопло, направленное на Эдэра, плюнуло в лицо наклонившемуся гиганту напором воздуха так, что его выбившиеся из косы пряди встали дыбом.

Тот отпрянул, чертыхаясь.

– Горячо же!

От души наслаждаясь местью, я и не подумала отвести дыру, из которой несся раскаленный ветер. Наконец, Тим, хихикая, перевел его на свою ладонь.

– В холодную ночь хорош будет, – заметил он. – Но странно, что такой маленький охват. Может, ноги греть?

– Или волосы? – предположила я ненавязчиво. Мои так и не высохли после купания в терме, и с наступлением ночи стало зябко – печь Тима много тепла не давала.

– Или волосы, – согласился Тим и перевел дыру штуковины на мою голову. – Ну как?

Я зажмурилась от удовольствия:

– Хорошо. Тепло.

– Назовем ее «согреватель волос», – решил Тим.

Эдэр вытащил с нижней полки штуковину, похожую по форме на эту согревалку, разве что огромную, без перпендикулярной ручки. Вместо дыры на ее конце торчал здоровенный железный штырь.

– Если та хреновина сделана, чтобы греть голову, то эта для чего? Делать в черепке дыру, чтоб мозги вытекли? А прошлые люди знали толк в пытках, – ухмыльнулся гигант. – Попробуем на тебе, чумашка?

Я сглотнула, чувствуя от страха прилив жара в ладонях. Увы, на этот раз Тим и не подумал меня спасать. Забрав чудесную согревалку, он протянул мне страшную вштыривалку. Он не успел предупредить: «Осторожно, тяжелая», как вштыривалка своим весом оттянула мне руки, а затем и всю меня увлекла к полу, пока не уткнулась штырем в бетон. Чтобы как-то удержаться, я налегла на кисти животом. Едва разгоряченные ладони сжали ручку инструмента, меня начало колотить. Шум поднялся страшный. Похоже, меня кто-то сзади поддерживал, иначе я бы точно завалилась набок. Вцепившись во вштыривалку, я тряслась и чихала от пыли, которая бурей поднималась от пола – железное шило пробивало в бетоне дыру и отдавало ручкой мне в живот так, словно по нему топотали копытами бешеные козлограссы. Наконец, я сообразила, как расцепить пальцы и не угодить себе штырем в ногу. Вштыривалка замерла, я выронила ее на пол и плюхнулась сама рядом. Колотило меня изрядно, а руки тряслись, как у синеносого любителя браги.

– Хэйдо! – услышала я восхищенное восклицание. – Ого!

Да-да, я не ошиблась, именно восхищенное. Но адресовано оно было не мне, а дыре в полу, которую со счастливыми физиономиями рассматривали оба экспериментатора.

– Такую копьем полдня бы долбить пришлось, – сказал Эдэр.

– Да-а-а, – протянул Тим.

Но я тут же разрушила всю идиллию с дыркой, потому что именно в нее меня и вырвало. Тим засуетился, подсунул мне под нос кружку с водой, которую я так и не смогла взять, отбивая пальцами и зубами дробь о ее жестяные бока. Парень помог мне выпить, а Эдэр, как ни странно, подхватил на руки и усадил на лавку.

– Отдохни чуток, а потом еще…

Я отчаянно замотала головой:

– Только не вштыривалку!

Эдэр хмыкнул, а Тим сразу согласился:

– Хорошо-хорошо, что-нибудь попроще, – и с любовью посмотрел на инструмент: – Нет, название вштыривалка ему не подходит. Надо что-то покрасивее…

– Дыропол! – поднял вверх палец Эдэр, абсолютно не похожий сейчас на злобного угнетателя. – Или вполудыр.

– Пусть будет дыропол, – Тим вытащил с полки под столом блокнот и принялся водить по бумаге палочкой, как порой Акху.

Он умеет писать?!

Увы, долго отдыхать мне не пришлось. Парни подсовывали мне то маленькую мешалку с двумя кручеными штыриками – нет, эти не шли ни в какое сравнение с дырополом; то плоскую штуковину размером с ладонь, которая зажглась, показав белое надкусанное яблоко, и к моему восторгу прозвенела колокольчиками, когда я ткнула пальцем в кнопку. Я уже сообразила, что прошлые люди были большими любителями кнопок всех размеров. Ни Тим, ни Эдэр, ни я так и не догадались, для чего это приспособление было нужно, и быстро потеряли к нему интерес. Другая небольшая штука с прорезиненной поверхностью, которую было легко держать, зажужжала тихонько и лишила Эдэра волос на руке. Признаюсь, мне так понравился эффект от согревалки для волос и обалдевшее лицо гиганта, что я невзначай тыкала все новые приборы в него или к нему поближе. Парни с восторгом обозвали эту штуку облысителем и поставили передо мной пластиковый кувшин на подставке. Тот быстро заурчал и начал искрить. Я отбросила кувшин на пол. Запахло паленым, и Тим глубокомысленно предположил:

– Наверное, в него надо было налить воды.

Все это продолжалось и продолжалось. Заразившись энтузиазмом парней, я даже сама начала испытывать любопытство от того, заработает ли очередная штуковина, и пыталась вместе с ними угадать, для чего бы она сгодилась. Но силы мои были ограничены, а то, что Тим заумно называл электричеством, прилично выматывало. Однако если бы меня в третий раз не вырвало на какой-то аппарат, Тим и Эдэр могли бы экспериментировать до самого рассвета. Вытирая без капли брезгливости остатки моего ужина с кнопочек, Тим вздохнул:

– Надо девочке дать отдохнуть.

– Ага, – кивнул Эдэр, – надеюсь, не придется ее завтра на суд тащить на себе.

– Суд? Какой суд? – опешила я.

– Ну как же, чумашка, – невозмутимо пожал плечами Эдэр. – Ты ведь шарахнула Амоса. А он все еще твой законный владелец…


* * *

Я прилегла на жесткую кушетку и тотчас провалилась в сон.

В искристом воздухе передо мной летали инструменты, хищно разевали пасти плоскогубцы и кусачки, кокетливо пружинили пилы; на штырях подскакивали, будто упитанные девчонки на одной ножке, дырополы; гудели загадочные машины и устройства, поворачивая ко мне рты-сопла и глазки-индикаторы, как их называл Тим.

Вздрогнув, когда на мои плечи опустилось теплое одеяло, я промычала что-то сонно и повернулась на другой бок, подтянув к животу колени. Сон тотчас вернулся, навалившись тяжелой бредовой тучей.

Чудовищные щупальца с зелеными присосками дразнили меня прожаренными кусочками мяса, красными помидорами и горячими лепешками. До урчания в животе, до головокружения от голода. Я прыгала, пытаясь дотянуться до еды, но дурацкие щупальца так и не дали мне поесть. Обиженная, я побежала куда-то и очутилась в разрушенном соборе. Гейзеры вздымались бирюзовыми фонтанами в терме, обрушиваясь на голову дерущихся Эдэра и Тима, а те, выныривая, тянули ко мне руки и чего-то хотели. Надавав друг другу по мордасам, они снова ныряли под воду, и до меня долетали их обрывочные фразы, лопающиеся под водой большими пузырями: «Придумай… Не могу… Спрячь… Закон… Шанса… Не будет… Придется… Не отдавай… Закон».

Сон был тем хорош, что я все-таки сбежала от них обоих в лес, к чудесной лужайке с белыми цветами и яркими бабочками. Как хорошо было там! Как я радовалась, упиваясь свободой и тишиной! Но синяя бабочка села мне на палец, я поднесла ее к носу и проснулась.

Меня сверлили два синих глаза. Синих-синих, бездонных, будто подведенных короткими густыми ресницами.

Эдэр, – вздохнула я разочарованно. Он сидел на чем-то низком, опираясь локтями о широко расставленные колени, и странно на меня смотрел – с жадностью и будто бы с сожалением. Этот взгляд мигом развеял остатки сна, и реальность окатила меня холодными брызгами. Я вспомнила о суде, и стало ясно, что ничего хорошего ждать не стоило. Эдэр это знал. Слова, услышанные сквозь сон, обрели смысл. Настроение сразу упало. А на что я надеялась? Разве можно ждать милости от глосских головорезов? Я заморгала, жалея, что нельзя больше притвориться спящей и вернуться к той волшебной поляне. Ненавижу эту реальность! И проклятого Эдэра вместе с ней.

– Проснулась? – спросил гигант как-то слишком мягко. Сожаление снова мелькнуло в его взгляде и низком голосе.

О, духи! Если даже грубый верзила выражает сочувствие, значит, меня ожидает участь страшнее некуда. А потому я натянула на себя одеяло и зажмурилась, чувствуя, как под горло накатывает ледяной волной страх.

– Ладно, поваляйся еще. Пойдем скоро, – гигант встал и отошел к столу. Завозился с чем-то, уронил. Чертыхнувшись, он швырнул упавший предмет обратно и вышел в дверной проем. Тим тоже куда-то исчез. Как кстати! Я подскочила с кровати. Штаны с меня упали. Хм… Этого еще не хватало! Схватив со стеллажа, под которым спала, синюю липкую ленту, я подвязала их на талии и огляделась. Есть тут еще один выход?

Пластиковая бутылка под потолком заполнилась солнцем, рассеивая лучи по помещению. На столе царил полный кавардак: засохшие остатки ужина, штуковины, которые мы испытывали, железки и инструменты. Над кастрюлькой на печке вздымался парок.

К моей радости, с другой стороны комнаты имелась еще одна дверца.

Надо быть полной кретинкой, чтобы не использовать хотя бы крошечную возможность спастись. Что я теряю? А ничего! Недолго думая, я схватила подсохшую лепешку со стола и опустила ее в карман штанов. Кривой нож, которым вчера Эдэр нарезал сало, я заткнула за пояс и рванула к выходу. Поиграли и будет…

Дверца поддалась, будто только того и ждала. Она вывела меня в буйные заросли одичавшего сада. Я на секунду замерла, оторопев от зеленой, не подчиняющейся никакому порядку роскоши – в наших солончаках подобного не увидишь! Красные ягоды висели под листками, а от них тянулись гигантские усики и переплетали тропинку, расползаясь по диковинным кустам с глянцевыми листочками и алыми, словно капельки крови, соцветиями. Черными бусинами свисали другие ягоды. А за деревьями с гладкой корой и круглыми листьями виднелись пятна лазоревых, желтых, белых, фиолетовых цветов. Каких там только не было: и крупных, и малюсеньких, и рассыпающихся гроздьями.

В другой жизни я бы наверняка пустилась их рассматривать, ахая от восхищения, ведь даже теперь мое сердце дрогнуло при виде подобной красоты, но времени на пустяки не было. И потому я подтянула штаны и побежала.

Будто на охоте, я наклонялась и скользила под раскидистыми ветками деревьев, перепрыгивала через опутанные травами, проржавевшие насквозь железки неизвестного назначения. Чуть не упала на ощетинившиеся колючками упитанные кругляшки и колбаски с цветками вместо шляпки. Чудные какие растения!

Над головой виднелись остатки металлической конструкции, в паре мест у которой даже сохранились обломки стекол. Заметив подобие ограды, я юркнула к ней. Тут тоже царили распоясавшиеся, распахшиеся вкусно до безобразия ягоды. Не удержавшись, я сорвала одну с кулак величиной. Та пустила багровый сок и стало понятно – в кармане такую не сберечь. А если я ее не съем, буду жалеть всю жизнь, сколько бы ее не осталось. Я запихнула ягоду в рот, давясь сочной сладостью. Ягода была невероятной, душистой, кружащей голову. Утерев остатки сока с щек, я протиснулась в щель между металлическими пластинами. Их вряд ли можно было назвать забором – так, один вид. Позади послышался шорох. Приникнув к стволу ближайшей яблони, я осторожно выглянула. Никого. Показалось? Или, может, зайцекот шастает? Они такие – где найдут съестное, там и пасутся. Но на полянке не было видно ни пушистого хвоста, ни длинных ушей.

Время! – сказала я себе и пустилась со всех ног прочь от заброшенного сада. Я неслась, как сумасшедшая, радуясь, что у меня совсем не нежные пятки. И пусть иногда сучки и камешки больно кололи ступни, большой беды от того не было. Я направлялась к невысокой горной гряде, поросшей лесом – в противоположную сторону от высоток чертова мегаполиса. Уже у больших камней я позволила себе притормозить и обернуться. Душа моя ликовала – ни Эдэр, ни мутант не преследовали меня, и только стройные стволы деревьев простирались за моей спиной.

– Так вам! – показала я неприличный жест в сторону заброшенного сада.

Я обошла лысые валуны и углубилась в тень поросших бархатистым мхом камней. Попетляв немного, чтобы запутать след, я полезла в гору. По моим подсчетам, если мегаполис оставался за спиной, значит, преодолев эту гряду, я выйду или к любильцам, или к химичам. К своим нельзя… Жаль. Но есть еще разбойники. А, может, в лесу обоснуюсь, – подумала я, – нож у меня есть. Лук сделаю. Огонь? Надо будет попробовать в сухое дерево искру пустить. Вдруг получится?

Чем дальше я забиралась, тем больше поднималось настроение. Духи дают мне возможность пожить еще. Грех не воспользоваться! До вершины гряды оставалось всего несколько метров, когда я заметила ручеек, струящийся сверху на камни и образовавший крошечную заводь в углублении. Вот это удача! Я опустилась на колени и с нескрываемым удовольствием зачерпнула в горсти воды. Какая же вкусная! Нет, правда, духи меня любят.

Представляю, как сейчас мечется Эдэр по комнатушке, разыскивая пропажу. Тоже мне, начальник стражи! Лох с мечом! Я тихонько засмеялась, глядя на отражение в прозрачной воде, расходящейся кругами между травинками и листиками. Что-то зашуршало справа. Я инстинктивно припала к земле. К моему облегчению из-под гнилого ствола показалась пушистая мордочка с внушительными передними зубами. Розовый нос зашевелился, вынюхивая опасность. Я затаилась. Пару секунд спустя к воде подкрался, переступая мягкими лапками, серый зайцекот. Он посмотрел на меня придирчиво, но, решив, что я не стану его есть, принялся лакать из заводи. Я села. Зверек не испугался.

– Приве-ет, – смешливым шепотом сказала я.

Утолив жажду, он выгнул спинку, потерся о мои колени, поурчал немного, а потом нагло задрал заднюю лапу и принялся вылизываться.

– Правильно, я не страшная. Пойдем со мной?

Зайцекот повел ухом, но даже не взглянул на меня, лишь облизнул розовым язычком торчащие зубы, которыми запросто можно было перегрызть молодую поросль.

– Тогда оставайся, а мне пора, – шепнула я. – Не то меня найдет мерзкий Эдэр. Мне бы ни его, ни всей глосской гоп-компании век не видать. И ты не попадайся, пушистище!

От ощущения свободы даже голова кружилась. Я встряхнула ею, отбросила за плечи длинные пряди и направилась дальше. Я была уверена: стоит мне перейти на ту сторону гряды, и чертовы глоссы останутся только в моей памяти. «А Тим?» – спросил какой-то голос в моей голове. «Что Тим? – мысленно возразила я. – Ну, улыбается хорошо. И что мне с того, если он не станет меня защищать? Что мне с того, если рядом начальник глосской стражи, который казнит меня запросто, если так велит закон? Я одна. И помогут мне только духи. Или не помогут. Уж на то их воля. А я хочу жить. Я хочу свободы!»

До перевала оставались считанные метры. С радостным сердцем я запрыгнула на один камень, подтянувшись, перескочила на другой и, наконец, выглянула за валуны. Сердце пропустило удар. По ту сторону гряды торчали все те же бетонные, безглазые высотки мегаполиса. Не может быть!

На мое плечо опустилась здоровенная ладонь.

– Погуляла и хватит.

Похолодев, я сглотнула и обернулась. Позади стоял Эдэр с таким видом, будто не преследовал меня вовсе, а вывел погулять на поводке.

– Как ты…? – в ошеломлении я даже забыла, как его называть: на «ты» или на «вы».

– А ты и, правда, ни черта не слышишь, – признал гигант и вздохнул. – Ну, ладно, чумашка, пошли спускаться вон туда, – он махнул рукой в сторону города на большое сине-желтое здание, – там как раз суды проводят. И нож верни.

От неожиданности и ужаса у меня закололо в висках и пальцах. Я взглянула на гиганта, думая, как дотянуться до его уха, чтобы он отключился, как в тот раз. А если не до уха, то куда еще? – лихорадочно искала я. – Куда еще можно вкатить разрядом, чтобы отключить его и бежать?

Тот будто прочитал мои мысли и невесело произнес:

– Давай на этот раз без глупостей, чумашка. Иначе придется тебя связать. Лучше погуляй напоследок со свободными руками.

– Тебе-то…. тьфу… вам-то какое до меня дело? – не выдержала я. – Чего сразу меня не скрутили и в суд не отволокли?

Он пожал плечами и сказал куда-то в сторону:

– Пожалел.




Глава 8


Эдэр клял себя последними словами, потому что она его восхищала. Это ни шло ни в какие рамки! Наложница – не человек, ее единственная задача – ублажить мужчину и родить потомство. Она – вещь, инструмент, если хотите. Но чумашка… Эта умудрялась каждый раз сотворить что-нибудь эдакое, что дергало его сердце за нитки, заставляя замирать, разливаться теплом или стыть в жару от волнения. Эдэр и не думал, что этот орган в груди способен на подобные трепыхания. Наверное, все дело в том, что чумашка помеченная, в даре, который позволял ей оживлять штуковины прошлых людей – те, которые они тщательно отбирали с Тимом, те, что находил сам или скупал у коллекторов. Бесполезные минуту назад, в ее крошечных ладонях вещи обретали смысл, значение, и становилось понятно, о чем писалось в подгнивших журналах или на склеившихся, покрытых плесенью страницах книг.

Но если бы только это… Черт, черт, черт! Эдэр еще никогда не чувствовал себя так глупо. Надо же! Как она умудрялась спать так, чтобы он сидел и не мог оторвать взгляда от этой дурацкой нежной кожи? Кто учил ее то сворачиваться на жестком топчане уютным клубком, словно разомлевший под солнцем зайцекот, то разбрасываться блестящими густыми волосами по подушке, то подкладывать ладонь под щеку и сопеть, словно малышня?

Тим прожужжал Эдэру все уши: «Не допусти суда, придумай что-нибудь». Он бы и рад был, но существовал закон. И если его главный блюститель начхает на правила ради какой-то чумашки, чего будет стоить и он сам, и порядки, которых придерживались десятилетиями? Хаос уже испытали на себе его предки, и, пожалуй, ничего не следовало бояться сильнее. Прадеду Эдэра больших трудов стоило построить Дикторат и подавить анархию. Это сейчас клан глоссов владеет всем, куда ни кинь взгляд. Но никто не даст и ломаного гроша за Дикторат завтра, если вернется хаос.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66418914) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения